Богатство и бедность царской России
Шрифт:
"Вид Невы так величествен, что по сравнению с нею все остальное кажется мизерным, - соглашается Адольф де Кюстин и продолжает: - При взгляде с Невы набережные Петербурга очень величественны и красивы. Но стоит только ступить на землю - и сразу убеждаешься, что набе-режные эти вымощены плохим, неровным булыжником, столь неказистым на вид и столь неудобным как для пеше-ходов, так и для езды..."
Де Кюстин отмечает, что в Петербурге, несмотря на роскошь и богатство, иностранец не может найти хотя бы немного приличную гостиницу. "Безобразно грязные но-мера гостиниц - и это сказочное великолепное строение (Адмиралтейство). Таков Петербург. Таковы резкие кон-трасты, встречающиеся здесь на каждом
Де Кюстин также отмечает, что в Петербурге все веж-ливы, причем, знатные люди - из желания показать свое хорошее воспитание, простые - из постоянного страха.
Иностранец Гагерн довольно мрачно говорит о Пе-тербурге. Он отмечает, что этот громадный город являлся тепличным произведением, население его многонацио-нально, климат очень нездоровый, а от наводнений нет ни-какой возможности для защиты. "Перестань Петербург быть столицей огромного государства, - заключает Гагерн, - он очень скоро пришел бы в упадок".
Строительство домов чаще всего велось из дерева, ар-хитектурные украшения домов также делались из дерева.
Мостовые в Петербурге были тоже деревянные. Де-ревом мостились лишь широкие улицы, еловые бруски подгонялись друг к другу, и ездить по такой мостовой было мягко, но они требовали частого ремонта.
Население Петербурга в середине ХIХ в. насчитывало до 450 тыс. жителей без гарнизона, о чем свидетельствует де Кюстин.
Улицы Петербурга были просторны и зарастали тра-вой. Великолепный город на болоте, как отмечает де Кюс-тин, почти ежегодно затапливался. Город окружали лачуги и хибары, безымянные пустыри, заваленные всевозможным мусором, который накопился за сотню лет жизни петер-бургского населения. Болота и пустыри начинались сразу за постройками домов.
"В столице очень мало кафе, - пишет де Кюстин, - нет общественных балов...а на бульварах немного публики, которая не гуляет, а спешит куда-то со степенными лица-ми". Но в конце концов де Кюстин делает заключение, что "...этот город сказочной роскоши не похож ни на одну из столиц цивилизованной Европы, хотя при его основании их все копировали".
Статистика пьянства
В начале XIX в. знать пила умеренно и уже считалось стыдным подносить хмельные напитки. Утонченный двор Екатерины II прививал вкус к изящности, а вместе с этим менялось и отношение к пороку пьянства. Однако пьянство среди простого народа не уменьшилось, и простые люди, как и в предыдущий век закладывали последнее в питей-ные дома. Целовальники наливали водку в долг, а потом раздевали пьяниц до нага.
В 1864 г. в Кременчуге не было ни одного кабака, но было 16 штофных лавок, 9 рейнсковых (от рейнвейна), 7 русских погребов, 13 трактиров, 1 портерная, 107 питейных выставок и 180 питейных домов.
Ужас пьянства определялся не только количеством выпитого, но и тем, как пили. А пили дико. Русский психи-атр Сикорский писал: "Раньше было пьянство, а с XIX в. начался алкоголизм..." Сколько было спившихся, статисти-ка не знает. Но вот, например, известно, что в 1863 г. в Мо-скве было подобрано 21 794 пьяных. К концу XIX в. в Пе-тербурге на 80-90 алкоголиков было 10 алкоголичек...
Чехов писал из Томска Суворину: "Не помню ни од-ного сибирского интеллигента, который, придя ко мне, не попросил бы водки". В некоторых деревнях крестьяне вы-носили винным лавкам приговоры, которые выражались в решении закрыть их. Иногда кабаки и винные лавки гро-мили. Алкогольных бунтов в России было много. В 1858 г. по "питейному делу" было посажено 111 тыс. крестьян.
Общественность старалась бороться с пьянством. В России, например, раньше, чем на Западе появилась книж-ка с названием "О запое и лечении оного", которая вышла в 1819 г. Первое общество трезвости возникло в России в 1874 г., а к 1914 г. их было уже четыреста. По статистике, приводимой историком, в 1836 г. в 29 российских губерни-ях было продано водки на 140 230 479 рублей ассигнация-ми, а питейных домов насчитывалось 10 525. Причем в Курской губернии в середине века было 1004 питейных дома, в Орловской - 644, в Московской - 458, в Петербург-ской - 344.
Терещенко подсчитал, что один крестьянин, если взять за основу 33 года, в течение которых он пил, тратил на спиртное более 3660 рублей, а если взять все классы: и крестьян, и мещан, и казаков, то государство теряло за од-но поколение с учетом того, что оно могло бы заработать, ведя трезвую жизнь, - 245 755 625 189 царских рублей.
Тюрьма и наказание
Де Кюстин сообщает сведения о том, что в подводных темницах Кронштадта среди государственных преступни-ков содержались те, кто был заключен еще при Александ-ре. Забытые всеми, эти преступники влачили жалкое суще-ствование и кончали свои дни в сумасшествии. Они забы-вали свое имя, а тюремщики еще и издевались над ними. В конце концов, уже никто не помнил, за что они были нака-заны, но их не выпускали, иногда, чтобы скрыть судебную ошибку. Боязнь произвести плохое впечатление оправды-валась соображениями государственной безопасности.
"Смертная казнь не существует в России, - свидетель-ствует де Кюстин, - За исключением случаев государствен-ной измены. Однако, когда преступника нужно отправить на тот свет, его приговаривают более чем к ста ударам кну-та. Палач, понимая, что означает такой приговор, из чувст-ва человеколюбия убивает приговоренного третьим или четвертым ударом. Но сама смертная казнь отменена".
Как сказал один помещик, чтобы сохранить уважение к законам, их должно применять изредка и осторожно. По-этому власти редко прибегали к крутым мерам. Если какой-то помещик совершает что-то предосудительное, губерна-тор не один раз делает ему внушение, прежде чем приме-нить официальные меры. Если это не помогало, вмешивал-ся дворянский суд с угрозой опеки, и только потом угроза опеки может осуществиться. Но как замечает де Кюстин, за это время сам крепостной может сто раз умереть под пал-кой, прежде чем помещика наставят на путь истинный и заставят ответить за издевательства.
"В России, - пишет де Кюстин, - низшие классы редко обращаются в суд за разрешением своих тяжб... В России почти все тяжбы прекращаются вмешательством админи-страции, которая советует сторонам закончить дело мирной сделкой, одинаково невыгодной и тягостной для обоих"
Некий француз, по несчастью попавший в москов-скую тюрьму, рассказывал де Кюстину об условиях, в ко-торых он находился в заключении. Он постоянно слышал звуки розг, которыми секли крепостных с пяти часов утра и до позднего вечера, и крики и вопли наказываемых.
Двух девушек секли в присутствии их хозяйки, моди-стки, которая уговаривала палача стегать посильнее за то, что они приводили любовников в ее дом, где они и сами жили. Каждая из девушек получила более ста розг.
Торговля
Большое значение для торговли России имели ярмар-ки. Знаменитая Макарьевская ярмарка после пожара была перенесена в Нижний Новгород. Летом сюда съезжались купцы из стран не только Европы, но и Востока до Китая. Здесь можно было встретить жителей Тибета и Бухары, а также финнов, персов, греков, англичан, французов. Во время ярмарки количество приезжих достигало трехсот ты-сяч, хотя населении самого Новгорода составляло чуть бо-лее двадцати тысяч жителей. На улицах ярмарки собира-лись товары всего мира.