Богдадский Вор
Шрифт:
– Ирида! Солнышко наше кучерявенькое, вставай, а?! Там на улице Ходжа дожидается, сестра твоя с ума сходит, а ты тут разлеглась... Вот уж не знал, честно говоря, что все танцовщицы такие припадочные!
– Не все...– едва слышно пролепетала девушка, не раскрывая глаз.
– Очнулась?! Ах ты ж моя умничка! Ну, вставай, надо рвать отсюда, не оглядываясь.– Лев встал и одним могучим рывком поставил маленькую красавицу на ноги. Глаза она по-прежнему не открывала, даже наоборот - зажмурилась что было сил.
– Вы Багдадский вор - Лев Оболенский?
– Ага, он самый! Минуточку, ты что же, не узнаёшь меня, что ли? Протри светлые очи, подружка, только вчера вместе пили!
Вместо ответа Ирида отрицательно помотала головой. Лев опять ничего
– Ты чего?!
– Я никуда не пойду.
– Ах вот оно что...– медленно и певуче протянул знаток женских душ, для которого неожиданно всё стало на свои места.– Ага... теперь-то мне всё ясненько... Конечно, кто для тебя какой-то там Насреддин - преступный элемент, изгой, гонимый ветром легенд литературный персонаж. Не чета вашему эмиру, разумеется! Да я не в претензии, каждый устраивается, как может... Раз тебе в гареме лучше, о чём говорить?! Мне глазки строила, Ходже улыбалась, так и эмира охмуришь - он тебя наутро любимой женой вне очереди назначит. А мы уж, извини, для такой чести компания неподходящая... Как говорится, стражу не позвала - и на том спасибо!
– Я не могу...
– И не надо! Я уж сам как-нибудь отсюда выберусь, без провожатых... Что сестре-то передать? Или ну её на фиг... Оно, знаешь, правильнее будет - зачем жене эмира внебрачную дочь визиря в сродственницы принимать? Далеко пойдёшь, свет Епифенди, ой далеко!
– Не-е-т!
– Что орёшь? Ну нет так нет... Не хочешь далеко ходить - не надо. В последний раз спрашиваю, ты со мной или как?
Девушка долгую минуту молчала, напряжённо морща носик, потом всё-таки решилась и, повернувшись ко Льву спиной, выпалила всё как на духу:
– Я не могу с вами пойти, потому что вы весь голый!
– Кто, я?!– не сразу поверил Лев, лихорадочно проверяя, а на месте ли верная тюбетейка. На месте, хвала аллаху... Но кроме неё ничего другого обнаружено не было. Он вынужденно признал правоту девушки.– Ладно, каюсь... Были форс-мажорные обстоятельства и... и... и потом, у меня всё равно весь халат бесповоротно испорчен подсолнечным маслом! Твой Ход-жуля подсуропил, кстати... А у вас тут нигде лишних шаровар не завалялось?
– Нет.
– Да ты хоть глаза открой и посмотри хорошенько!
– Не буду я глаза открывать!– почти срываясь на слезы, взвизгнула девушка.– Потому что вы голый, а Шариат запрещает смотреть на голого мужчину!
– Я в тюбетейке...– нервно огрызнулся Лев, ему и самому уже стало как-то неудобно. Пошарив по комнатке, он вытащил полупрозрачные газовые ткани, три раза обмотал себя вокруг пояса и вполне удовлетворился осмотром.
Стыдливая Ирида, мельком глянув на приодевшегося Багдадского вора, коротко всхлипнула и вновь повернулась спиной:
– Все равно...
– Что всё равно? Сейчас-то чем я тебя не устраиваю?!
– Всё равно у вас всё видно...
Ответить Лев не успел, хотя уже набрал полную грудь воздуха для гневной отповеди, - в коридоре раздались возбуждённые голоса:
– Эмир! Радуйтесь, ибо наш муж пришёл к нам!
* * *
Вернулся муж, а я без парашюта.
Памяти В. Вишневского.
А скромный полуголый герой почему-то сразу почувствовал, что Селим ибн Гарун аль-Рашид несколько не в духе. У владыки Багдада, надо признать, были причины для плохого настроения. Являясь просвещённым монархом, он время от времени переодевался в платье простолюдина и разгуливал по базару, слушая, как народ восхваляет его правление. Естественно, заблаговременно предупрежденная стража Шехмета, так же переодевшись, ненавязчиво охраняла эмира от всяких малоприятных неожиданностей. Со стороны это выглядело очень впечатляюще: десяток откормленных мордоворотов в нищенских лохмотьях, распихивая прохожих, повсюду сопровождал невысокого, худенького декханина средних лет, с набриолиненной бородкой и ухоженными руками. Народ тоже быстренько просёк это дело, и везде, где только появлялся переодетый эмир, начиналось шумное, едва ли не
Вот в один из безоблачных от общегородской лести дней великий и могущественный Селим ибн Гарун аль-Рашид увидел на базаре танцующую девушку. Ее милое личико слегка прикрывала полупрозрачная вуаль, шаровары и расшитый жилетик почти не скрывали стройную фигурку, и, посоветовавшись с ближними сопровождающими, эмир решил взять танцовщицу во дворец. Ему казалось, что это очень хороший и мудрый шаг - в народе будут говорить, что их повелитель скромен, доступен и не чванлив, раз берёт себе в постель первую же базарную девку. Ошибка была лишь в том, что Ирида Епифенди таковой не являлась. Да и сами багдадцы вряд ли сочли подобный произвол свидетельством простоты и демократии...
Но причина плохого настроения именно сегодня была совсем в ином - город полнился слухами о неуловимом Багдадском воре. За последние несколько дней его видели многие, его деяния превращались в легенды, его голубыми глазами бредили женщины, его ловкость и безнаказанность воспевали бродячие акыны, его приметы были столь значимы, что не узнать такого человека на улице было просто невозможно, а он всё равно оставался неуловим... Он обокрал караванщиков Бухары, он надсмеялся над городской стражей, бежал из зиндана и дважды грабил самого Шехмета; он опозорил подающего надежды Али Каирского, расстроил его брак и изгнал Далилу-хитрицу вместе с дочерью; он постоянно уходил из суровых рук закона, и некоторые отдельные неблагонадёжные мусульмане даже смели ему... сочувствовать! А ведь в Багдаде уже почти установился истинный порядок... Назойливые мысли о наглом воре не давали эмиру спать, и даже когда преданные нукеры доложили о доставке во дворец рыжеволосой красавицы с базара, эта приятная новость всё равно не была достаточной для полного успокоения души. Конечно, здесь было где порадоваться телу, но... Сиюминутное удовлетворение чисто мужских потребностей с новой игрушкой не могло соперничать со жгучим желанием собственноручно содрать кожу с бесстыжего нарушителя основных заповедей Корана. Но ладно, пусть неотвратимое возмездие подождет, а пока на маленькую танцовщицу следовало взглянуть поближе. Каково же было удивление эмира, когда у самых дверей хранимого Аллахом гарема он обнаружил двух бессознательных охранников! Причём бедные нубийцы валялись так, словно какой-то дэв-великан стукнул несчастных лбами, как шкодливых котят. По одному знаку владыки гарем со всех сторон окружили бдительные нукеры с ятаганами наголо! А сам Селим ибн Гарун аль-Рашид осторожненько постучал в дверь...
– Да, наш господин?– счастливым хором взвыли все жёны, наложницы, сожительницы, любовницы и фаворитки эмира, гроздьями высовываясь из окон второго этажа.
– Кыш, бесстыдницы! Разве вы не видите, сколько здесь посторонних мужчин?! А вы куда уставились, негодяи?! Разве вы не видите, что это мои жёны?!
– Да простит нас Аллах...– пряча улыбки, ответили верные стражи, а женщины с упоённым визгом задёрнули занавески. Эмир постоял, подумал и решился на новый вопрос, не очень умный...
– О женщины, нет ли в моём гареме незнакомца?
Ответом послужила долгая минута недоуменного молчания, а потом началось такое... Вой перепуганных и оскорблённых женщин был так громок, что под ногами нукеров задрожала земля. Некоторые опустили ятаганы, наиболее впечатлительные падали ничком, закрывая ладонями уши, а сам владыка Багдада едва не опрокинулся навзничь, хватаясь обеими руками за спрыгнувшую с головы чалму. Увы, ей не удалось спастись бегством... Призвав на помощь всю силу воли и терпение, умудренный опытом жития с пятьюдесятью женами сразу, Селим ибн Гарун аль-Рашид безуспешно пытался переорать несчастных. (Или счастливых? Ведь что ни говори, а посторонний мужчина в гареме - это какое ни есть развлечение для его обитательниц...) Но вернёмся к попыткам эмира - они были сколь старательны, столь и бесполезны. Вой не прекращался!