Богдадский Вор
Шрифт:
– Ходжа, да он просто голодный...– беспомощно протянул Лев.– Как хоть тебя зовут, голодающее Поволжье?
– Али-Баба...
* * *
Искренняя забота есть разновидность шантажа.
Больной, но богатый родственник.
Думаю, что популярную сказку об Али-Бабе и сорока разбойниках вы и без меня знаете. Излишней нужды в детальном пересказе нет, но позволю себе обратить ваше внимание на некоторые, несколько щекотливые, моменты. Сам я этого тоже никогда не замечал, и Лев, расписывая этот сюжетик, буквально открыл мне новое прочтение давно известной истории. Буду краток. Как вы помните, Али-Баба успешно победил всех нехороших разбойников и богато зажил с уворованным им золотом. После смерти брата Касима он унаследовал и его дом, и его жену, и рабов. А именно среди них и бытовала некая Марджина, известная своей паранормальной преданностью хозяину. Именно она изобразила на дверях всех домов своего квартала тот самый крестик, которым разбойники пометили дом ограбившего их Али-Бабы. Только она,
Пока голодающий Али-Баба слёзно обрисовывал ситуацию, два сочувствующих слушателя всё подсовывали ему то лепёшку, то кусок дыни, то остатки плова. История простодушного, доброго сказочного героя взывала к чисто мужскому братству, и Оболенский уже был готов украсть для него какой-нибудь домик с фруктовым садом, где его не найдёт ни одна Марджина.
– Что вы здесь делаете, мой господин?
Троица едва не подпрыгнула на месте - за их спинами стояла неулыбчивая молодая женщина лет двадцати пяти. Вся в чёрном, лицо до глаз закрыто полупрозрачной вуалью, а сам голос способен заморозить фрукты на зиму. Али-Баба побледнел и опустил плечи, недоеденную лепёшку он воровато сунул в рукав.
– Гражданочка, а ваше какое дело?!– нарочито грубо развернулся Лев Оболенский, он никогда всерьёз не воевал с женщинами, но чувствовал себя обязанным вступиться.
– Моё имя Марджина. Я лишь недостойная рабыня моего любезного господина, да продлит Аллах его годы!– поклонилась домоуправительница, и мужчины могли бы поклясться, что не слышали более покорного тона. Вот только в миндалевидном разрезе глаз явственно блеснула полоса отточенной стали. Ходжа даже вздрогнул, но Лев был непреклонен:
– Иди домой, тётка! Твой любезный господин ещё посидит часок-другой в чисто мужской компании. Мы тут пивка попьём, анекдоты потравим, о политике потреплемся. Короче, он мальчик взросленький и к вечеру приползёт без няньки...
– Как будет угодно моему владыке.
– Я... я уже иду, о Марджина...– Ади-Баба, подобно загипнотизированному удавом кролику, безропотно сполз с ковра и повесив нос поспешил к выходу. На новых друзей он даже не смотрел.
– Эй! Ты что?! Ты кого слушаешь, а? Да будь же ты мужчиной в конце концов!
Марджина на секунду замерла, потом быстро шагнула на ковёр и подняла маленький ножик для резки дынь. Али-Баба в испуге зажмурил глаза, Ходжа сжал кулаки, а Оболенский только презрительно сдвинул брови:
– Положи на место, для бритья подмышек эта штука не подходит. Чего уставилась? Пора милицию вызывать?! Багдадского вора всякой десертной железякой не запугаешь! Так ты сама свалишь, или всё-таки чем-нибудь подтолкнуть?!
– Я всего лишь сопровождаю моего достойного господина в его собственный дом, - чуть скрипя зубами, отозвалась женщина.– Он уже раскаивается в том, что заговорил с вами, почтеннейшие. И будет раскаиваться ещё очень долго. Она быстрыми шагами догнала Али-Бабу, потом, словно вспомнив что-то, резко обернулась: - Мне показалось, будто бы вы в чём-то упрекали - его? Никому не дозволено обижать моего хозяина. Не делайте так больше, уважаемые...
Лев был уверен, что женщина лишь поправила вуаль, и только поэтому даже не дёрнулся, когда маленький кухонный нож сверкающим шмелем впился в глиняную стену у самого его уха. Традиционно побледнеть
– Лёва-джан, ты цел?
– Не уверен, щас общупаюсь... вроде да.
– Эта женщина - живое воплощение шайтана.
– Да уж, агрессивный феминизм шагает по Востоку семимильными шагами. Я таких камикадзе только в документальных фильмах видел, сериал "Шокирующая Азия".
– Я тоже в шоке, спаси аллах!
Лев медленно отлип от стены, осторожно вытащил до половины ушедший в саман нож и нервно бросил его на пол. Насреддин, пристально вглядевшись во двор караван-сарая, оставил друга одного и куда-то сбежал. Сам Оболенский не испытывал ни страха, ни восхищения от встречи со столь необычной женщиной. Скорее его распирало от раздражения... "Я не люблю насилья и бессилья!" - наш герой тоже мог бы честно подписаться под этой фразой. Жалкая беспомощность Али-Бабы вызывала здоровую обиду на искажение самой сути мужской природы. Мужчина - представитель сильного пола, и никакая сумасбродная баба с кровавыми тараканами в голове им управлять не может. Не должна, ибо это нарушает промыслы Аллаха, вот! Лев почему-то был свято убеждён, что и Аллах, всемилостивейший и всемогущий, разделял сейчас его возмущение...
– Слушай, Ходжа, я так больше не могу - Пойдём и выскажем этой... фригидной стерве всё, что мы о ней думаем!
Бочком подошедший домулло молча взял друга под руку и быстренько потянул на выход.
– Я всегда знал, что ты со мной!– умилённо выдохнул Оболенский, не сразу улавливая все тонкости ситуации.– А куда ты, собственно, меня тащишь?
– Подальше отсюда, о тупоголовый сын волооких павлинов! Пока ты тут распускаешь хвост неизвестно перед кем, эта подлая женщина, эта нехорошая Марджина, эта... да простит Аллах мой грешный язык! Эта прямая кишка, выпавшая из-под хвоста самого шайтана, донесла на нас страже!
– Упс... похерился курорт на караван-сарае!
– Вот и я говорю: надо грузить хурджины на моего верного ослика и бежать.
– Можешь начинать свой кросс хоть сию же минуту, но мой Рабинович останется тут!– многозначительно привстал Лев.
Домулло не дрогнул и взглянул на него так, словно надеялся испепелить на месте. Ничего не вышло, Оболенский даже не вспотел...
– Чего ты хочешь?– придушенно выдавил Насред-дин.
– О неоновый свет моих предвыборных реклам! Стража здесь, тётка здесь, Али-Баба тоже здесь - грех не воспользоваться моментом!
– Этого я и боялся... Что ты задумал, крупный искуситель правоверных?
– Я её украду!
* * *
Воевство и къептомания - суть две бойшие язницы!
Одесский Клуб клептоманов.
В процессе моей работы над романом мы неоднократно спорили со Львом - кто же по сути своей был этот самый Ходжа Насреддин? Ведь даже классический подход к данному вопросу давал диаметрально противоположные сведения. По одним легендам - это врун, хохмач, хитрец, набивающий собственную мошну за счёт разных легковерных простофиль. По другим - тихий деревенский дурачок, постоянно попадающий в нелепые ситуации, несложившийся мулла, незадачливый муж, вечно голодный бедняк. По третьим - образованный человек, странствующий мудрец, символ свободолюбивого духа народа и бич властвующих. Тот же Соловьев (да сохранит Аллах память о нём в благодарных сердцах потомков!) вывел свой, личный образ Ходжи Насреддина, ставший для тысяч читателей абсолютно культовым. Его литературный герой умён, обаятелен, философичен, остроумен и настолько притягателен - к концу книги в него невозможно не влюбиться! Ни одной ошибки, ни одного плохого или нечестного поступка, праведность такая, что просто скулы сводит от зависти... Согласитесь, очень легко впасть в пошлые комплексы, находясь в компании такого совершенства. У соловьёвского Насреддина нет минусов, люди почти в лицо называют его совестью нации! Оболенский считал иначе... И я почему-то уверен, что Лев мне не врал. Ходжа, в первую очередь, был и оставался человеком. Не ожившей легендой, а реальным человеком, со своими слабостями, страстями, взлётами и падениями, мятущейся душой и зачастую необдуманными поступками. Там, в Багдаде, эти двое очень неплохо дополняли друг друга. Думаю, именно Багдадский вор научил Насреддина бесшабашной русской удали, умению полагаться на "авось" и чисто гусарской манере ухаживания за "ляфамками". В свою очередь и Лев Оболенский незаметно нахватывался у товарища специфически восточных качеств, как то: неизменное упорство в достижении цели; умение терпеливо ждать; любовь к красиво построенному, даже чуть изукрашенному, слогу; и уважение к аксакалам. Впрочем, Лев с завидным постоянством переделывал последних на "саксаулы"... Я так и не пришёл к единственно верному выводу (это к началу темы нашего разговора) насчёт Ходжи, но убежден, что без Багдадского вора мы бы вообще не знали всей правды о похождениях Насреддина. Может быть, это слишком смелое заявление? Что ж, я и не претендую на истину в последней инстанции. Но поверьте, короля делает окружение. Сам по себе, на пустом месте, никогда бы не родился такой герой. Если Ходжа Насреддин появился на Востоке - значит, именно на Востоке в нём нуждались больше всего, и он не мог не появиться! Что возвращает нас к мысли о явлении Багдадского вора - ведь, значит, Лев был там очень нужен... Даже больше - востребован! А это, в свою очередь, подводит к логическому умозаключению о том, что всё рассказанное Оболенским - правда...