Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады
Шрифт:
Угрюмый Хмельницкий попросил Ислам Гирея, что если орда сражаться не будет, пусть хоть в казацкие спины не бьет. По плану сражения огромная масса регулярных казацких полков во главе с Богуном выстраивалась против левого польского крыла Калиновского, Хмельницкий с пехотой и артиллерией резервами расположился в центре, слева и чуть сзади, напротив короля Яна Казимира с гвардией, пушками, немецкими наемниками и панцирными гусарами, а крымская орда располагалась против правого фланга Николая Потоцкого.
Утром 18 мая особый казацкий отряд, вооруженный только саблями и запорожскими
Утром 19 июня туман, окутавший всю громадную равнину у Стыри, поднялся в небо только к девяти часам и противники, выстроившиеся для битвы, увидели, что войска стоят очень близко друг к другу, прямо на расстоянии орудийного выстрела. Все видели, что количество воинов с обеих сторон приближается чуть ли не к пятистам тысячам и никто не торопился начинать это очевидно ужасное генеральное побоище, в котором крики раненых и стоны умирающих сможет заглушить даже не артиллерийский огонь, а только шум бежавших потоков крови.
Богдан Хмельницкий поднял булаву и казацкая конница Ивана Богуна справа атаковала хоругви Калиновского, который сразу же попал в уже привычное для польного гетмана критическое положение. Ян Казимир быстро направил на свой левый фланг большие отряды из корпусов-поляков обоих Потоцких, Сапеги и Любомирского, и в этот момент татары, сняв боевое прикрытие польского правого фланга, прошли устрашающим рейдом между коронным тылом и Стырью, взяв тысячи пленных. В ожесточенных боях по всему фронту погибли многие знатные шляхтичи и многие, включая яростного Яна Собесского, с трудом вырвались из татарских захватов. К вечеру на оба огромных измотанных войска накатила кровавая боевая ничья, с явным преимуществом казаков справа, которое, правда, было почти невозможно реализовать из-за прикрывавшего поляков болота.
Ближе к ночи Ислам Гирей встретился с Хмельницким и заявил ему, что силы противников примерно равны, а значит он может положить в боях свою орду. Богдан ответил, что нужно только разбить наемников и кварцяных жолнеров и тогда шляхетское ополчение разбежится само. Ночью в шатре Яна Казимира появился личный секретарь хана, который предложил договориться, «а если казаки будут против, то крымский чингизид сам отдаст гетмана в руки короля». Торговля началась. Ислам Гирей, понимавший, что слава победы в этой полумиллионной битве намного увеличит объем контрибуции, пока не горячился, а королята не хотели пока терять колоссальные деньги в крымских платежах.
20 июня в сплошном утреннем тумане Ян Казимир с саблей в руках обратился с уже традиционной
– Пришел час воздать справедливую месть мятежникам и спасти потоптанную честь Польской Короны. Я с вами неразлучно. Или уничтожим хлопов, или все здесь ляжем, защищая отечество. Лучше смерть, чем быть в неволе у хлопов и в посмеянии у всех народов.
Напротив казаки передавали друг другу короткие слова Богдана Хмельницкого:
– Пришел день навсегда утвердить свободу родины и веру.
Польский участник сражения у Берестечко писал, по обыкновению привирая в свою пользу:
«Словно занавес, поднялся воздушный полог тумана и лучи солнца отразились в блестящих панцирях и оружии, а утренний ветерок заиграл желтыми значками. Был вид величественный. На пространстве, сколько можно было окинуть взором, расположились несметные ряды трех враждебных народов. Каждый из них готовился к бою за то, что было для них драгоценнее: поляки за отечество, татары за славу и добычу, казаки за независимость.
Громадное польское войско блистало нарядностью. Бросались в глаза своим богатым щегольством королевские гвардейцы с леопардовыми шкурами на плечах и гусары, одетые в железные брони с золотыми насечками и с серебряными крыльями на плечах, в шишаках со страусиными перьями на голове. Их породистые кони были покрыты богатыми чепраками и седлами, с уздечками, украшенными золотыми бляхами и драгоценными камнями. Разнообразно и пестро выглядели уланы в сетчатых панцирях и с длинными копьями при седлах, пехота в разноцветных колетах и иностранные рейтары в шляпах с высокими гребнями. Посполитое ружение различалось по воеводствам, землям и поветами и делилось на ополчения, отличавшиеся друг от друга по цвету одежды и по масти лошадей. У всех были свои знамена с различными изображениями.
Нарядность польского войска представляла противоположность с простотой казацко-татарского полчища, где масса хлопов в бедных серьмягах шла в поход с дубинами вместо оружия, а татары были одеты в холстинные чекмени и бараньи шапки.
Враждебные полчища разделяло равное поле, которому было суждено упиться кровью и устлаться трупами. Враги смотрели друг на друга безмолвно и недвижно».
Тягостное молчание перед многотысячной смертью прервал Ислам Гирей, передав Хмельницкому: «Пусть идет брать мед у этих польских пчел, у которых на этом поле так много жал».
Богдан еще раз мысленно прошел по своему фронту. Правым пятнадцатитысячным конным казацким флангом командовал Богун. В центре казацкая пехота стояла против немецких наемников с королем, и сам гетман с сорока тысячами конников просто встали на своем левом фланге, напротив тридцати тысяч кварцяных жолнеров Потоцкого. Еще левее, против корпуса Ландскоронского, находилась пятидесятитысячная орда. Сто пятьдесят тысяч казаков и татар стояли совсем близко против ста пятидесяти тысяч поляков, за которым в лагере были наготове еще столько же их военных слуг. Угрюмо и с надеждой на убийство друг на друга смотрели сотни противных орудий.