Богдан Хмельницкий

Рогова Ольга Ильинична

– Король был в костеле на левой стороне, слушал обедню и причастился святых таин, – сообщал один.

– В войске была генеральная исповедь, – говорил другой.

– Король советуется с полководцами и отдает приказы, – доносил третий.

Казацкая переправа подходила к концу и Хмельницкий весело заметил:

– Теперь пусть советуется и приказы рассылает, благо мы на месте. Как только вздумает переправляться, мы на него и нагрянем.

– Старый генерал Артишевский строит через реку мосты, – привез еще известие сторожевой казак.

– А куда направлены мосты? – спросил гетман.

– Один к Збаражской дороге, другой к Львовской.

– Широки ли они?

– Нет, узки.

– Хорошо! – заметил Хмельницкий.

Он объехал все войско и громко сказал казакам:

– Молодцы, пришло время отомстить за кровь отцов, братьев и детей ваших, замученных ляхами! Пришло время постоять за церковь, поруганную и попранную! Но не дерзните поднять убийственной руки на его милость короля, помазанника Божия, помните, что мы воюем не против него, а против панов. Король тоже говорил речь своему войску, умолял их загладить Пилявский позор и сражаться за свое отечество, как прилично благородным рыцарям. Не успел еще король замолкнуть, к нему поспешно подошел один из панов.

– Ваше величество, – проговорил он, задыхаясь, – татары близко!

Известие это, как молния, облетело все ряды войска, и, несмотря на присутствие короля, поднялся шум. Король должен был дать знать, чтобы замолчали.

– Кто видел татар и где? – спросил он.

– Шляхтич Бейковский! Он был послан на разведки и видел целый отряд татар.

Король немного побледнел, но тотчас же оправился обратился к канцлеру Оссолинскому.

– Пан канцлер, кого послать на разведки? – спросил он.

– Пана Гдешинского, ваше величество! – отвечал канцлер.

– Так прошу вас послать! – коротко распорядился король и поспешил в свою палатку, чтобы отдать новые приказания.

– Не угодно ли пану ротмистру тотчас же ехать на разведки! – приказал Оссолинский явившемуся к нему Гдешинскому.

У пана ротмистра вытянулось лицо.

– Зачем пану канцлеру угодно послать именно меня? – Я уже достаточно послужил на своем веку и не желаю попасть в руки татар.

– Я потому и предлагаю пану ротмистру это поручение, что знаю его опытность и умение. Пан ротмистр поедет сейчас же, не медля ни минуты, такова воля его величества короля!

– Старая лисица! – проворчал Гдешинский, уходя. – Что мне охота бродить кругом да около, никаких татар тут нет и быть не может… А если бы и были, тоже неприятно попасть на их аркан. Дали бы мне хоть отряд, а то гоняют меня одного, как собаку, – ворчал он, садясь на коня и неохотно двигаясь в путь.

– Пан Гдешинский непременно достанет языка! – крикнул ему вслед Оссолинский, высунув голову из-за полога своей палатки.

– Достану я тебе языка, дожидайся! – проворчал сквозь зубы ротмистр. – Лучше бы ты свой попридержал. Он пришпорил своего коня, выехал из лагеря, скрылся в ближайшей рощице и приостановился.

– Что я за дурак, чтобы идти опять на разведки? – рассуждал он. – Да и нет никаких татар, Бейковскому погрезилось. Этот канцлер не дал мне и позавтракать, – продолжал он, слезая с коня и отвязывая захваченную с собой сумку с провизией. Не торопясь выпил он вина из фляги, плотно закусил, прилег отдохнуть, да так и проспал до вечера.

Он вернулся в лагерь, поскакав предварительно со своим конем по лужам, чтобы иметь вид особенно забрызганного, и доложил канцлеру, что объехал пространство на три мили кругом и никаких татар не видел.

– А теперь пан канцлер прикажет накормить меня! – закончил он свой доклад.

Канцлер велел подать ему сытный ужин, а королю доложил, что переправу можно отложить до завтра, так как слухи о татарах оказались неверными. Утро следующего дня было пасмурное, дождливое. Еще задолго до рассвета в казацком лагере все закопошились. Шпионы передали, что польское войско собирается переправляться и что уже посланы передовой и тыльный отряды под начальством Корецкого и Коржицкого.

Услыхав это Хмельницкий бросил завтрак и подошел к высокому дереву. –А ну-ка, хлопцы, помогите мне взобраться! – обратился он к окружавшим его казакам.

– Никак батько хочет на дерево лезть! – заговорили казаки.

– А что ж? – смеясь, отвечал Богдан, – свой глаз лучше всего!

Он взобрался на самую верхушку и стал наблюдать переправу поляков в направлении к Львову. Переправа шла очень медленно. Узкие мосты не позволяли переправляться многим за раз, а длинные вереница возов еще более затрудняли движение. Хмельницкий сидел на дереве, и казакам приходилось карабкаться к нему за приказаниями.

Время близилось к полудню, полковники послали Ивашка на дерево спросить, не надо ли уже готовиться к нападению.

– Нет еще, – проговорил гетман. – Пусть поляки понаберутся храбрости. Видишь, они еще толпятся в кучи, значит боятся нападения. Мы подождем и застанем их врасплох.

Наконец в самый полдень поляки стали поговаривать, что пора бы пообедать.

– Успеем еще переправиться! – говорили они. – Кого нам бояться? На сытый желудок все лучше биться.

И на том и на другом берегу расположились обедать.

Коржицкий стоял в тылу войска, близ небольшого озерка, образуемого рекой. Вдруг послышались крики татар, и на польский отряд посыпались тучи стрел. Пан Самуил Коржицкий тотчас же послал гонца к войску, а сам храбро выдержал первый натиск. Гонец прискакал как раз в тот момент, когда паны собирались обедать.

– Скорее, скорее! На нас напали татары… Если не подать помощи, нас всех перебьют!

– Татары? Откуда могли взяться татары? Вздор какой! Вам все это пригрезилось! – возражали гонцу.

Через несколько минут прискакали новые гонцы. Но полякам не хотелось вставать из-за обеда. Они послали несколько молодых шляхтичей узнать, действительно ли татары напали. Верстах в двух от лагеря шляхтичи встретили Коржицкого, бегущего с остатками отряда. Они хотели остановить пана Самуила, но он замахал руками и побежал в лагерь.