Богдан Хмельницкий
Шрифт:
– Король был в костеле на левой стороне, слушал обедню и причастился святых таин, – сообщал один.
– В войске была генеральная исповедь, – говорил другой.
– Король советуется с полководцами и отдает приказы, – доносил третий.
Казацкая переправа подходила к концу и Хмельницкий весело заметил:
– Теперь пусть советуется и приказы рассылает, благо мы на месте. Как только вздумает переправляться, мы на него и нагрянем.
– Старый генерал Артишевский строит через реку мосты, – привез еще известие сторожевой казак.
– А
– Один к Збаражской дороге, другой к Львовской.
– Широки ли они?
– Нет, узки.
– Хорошо! – заметил Хмельницкий.
Он объехал все войско и громко сказал казакам:
– Молодцы, пришло время отомстить за кровь отцов, братьев и детей ваших, замученных ляхами! Пришло время постоять за церковь, поруганную и попранную! Но не дерзните поднять убийственной руки на его милость короля, помазанника Божия, помните, что мы воюем не против него, а против панов. Король тоже говорил речь своему войску, умолял их загладить Пилявский позор и сражаться за свое отечество, как прилично благородным рыцарям. Не успел еще король замолкнуть, к нему поспешно подошел один из панов.
– Ваше величество, – проговорил он, задыхаясь, – татары близко!
Известие это, как молния, облетело все ряды войска, и, несмотря на присутствие короля, поднялся шум. Король должен был дать знать, чтобы замолчали.
– Кто видел татар и где? – спросил он.
– Шляхтич Бейковский! Он был послан на разведки и видел целый отряд татар.
Король немного побледнел, но тотчас же оправился обратился к канцлеру Оссолинскому.
– Пан канцлер, кого послать на разведки? – спросил он.
– Пана Гдешинского, ваше величество! – отвечал канцлер.
– Так прошу вас послать! – коротко распорядился король и поспешил в свою палатку, чтобы отдать новые приказания.
– Не угодно ли пану ротмистру тотчас же ехать на разведки! – приказал Оссолинский явившемуся к нему Гдешинскому.
У пана ротмистра вытянулось лицо.
– Зачем пану канцлеру угодно послать именно меня? – Я уже достаточно послужил на своем веку и не желаю попасть в руки татар.
– Я потому и предлагаю пану ротмистру это поручение, что знаю его опытность и умение. Пан ротмистр поедет сейчас же, не медля ни минуты, такова воля его величества короля!
– Старая лисица! – проворчал Гдешинский, уходя. – Что мне охота бродить кругом да около, никаких татар тут нет и быть не может… А если бы и были, тоже неприятно попасть на их аркан. Дали бы мне хоть отряд, а то гоняют меня одного, как собаку, – ворчал он, садясь на коня и неохотно двигаясь в путь.
– Пан Гдешинский непременно достанет языка! – крикнул ему вслед Оссолинский, высунув голову из-за полога своей палатки.
– Достану я тебе языка, дожидайся! – проворчал сквозь зубы ротмистр. – Лучше бы ты свой попридержал. Он пришпорил своего коня, выехал из лагеря, скрылся в ближайшей рощице и приостановился.
– Что я за дурак, чтобы идти опять на разведки? – рассуждал он. – Да и нет никаких татар, Бейковскому
Он вернулся в лагерь, поскакав предварительно со своим конем по лужам, чтобы иметь вид особенно забрызганного, и доложил канцлеру, что объехал пространство на три мили кругом и никаких татар не видел.
– А теперь пан канцлер прикажет накормить меня! – закончил он свой доклад.
Канцлер велел подать ему сытный ужин, а королю доложил, что переправу можно отложить до завтра, так как слухи о татарах оказались неверными. Утро следующего дня было пасмурное, дождливое. Еще задолго до рассвета в казацком лагере все закопошились. Шпионы передали, что польское войско собирается переправляться и что уже посланы передовой и тыльный отряды под начальством Корецкого и Коржицкого.
Услыхав это Хмельницкий бросил завтрак и подошел к высокому дереву. –А ну-ка, хлопцы, помогите мне взобраться! – обратился он к окружавшим его казакам.
– Никак батько хочет на дерево лезть! – заговорили казаки.
– А что ж? – смеясь, отвечал Богдан, – свой глаз лучше всего!
Он взобрался на самую верхушку и стал наблюдать переправу поляков в направлении к Львову. Переправа шла очень медленно. Узкие мосты не позволяли переправляться многим за раз, а длинные вереница возов еще более затрудняли движение. Хмельницкий сидел на дереве, и казакам приходилось карабкаться к нему за приказаниями.
Время близилось к полудню, полковники послали Ивашка на дерево спросить, не надо ли уже готовиться к нападению.
– Нет еще, – проговорил гетман. – Пусть поляки понаберутся храбрости. Видишь, они еще толпятся в кучи, значит боятся нападения. Мы подождем и застанем их врасплох.
Наконец в самый полдень поляки стали поговаривать, что пора бы пообедать.
– Успеем еще переправиться! – говорили они. – Кого нам бояться? На сытый желудок все лучше биться.
И на том и на другом берегу расположились обедать.
Коржицкий стоял в тылу войска, близ небольшого озерка, образуемого рекой. Вдруг послышались крики татар, и на польский отряд посыпались тучи стрел. Пан Самуил Коржицкий тотчас же послал гонца к войску, а сам храбро выдержал первый натиск. Гонец прискакал как раз в тот момент, когда паны собирались обедать.
– Скорее, скорее! На нас напали татары… Если не подать помощи, нас всех перебьют!
– Татары? Откуда могли взяться татары? Вздор какой! Вам все это пригрезилось! – возражали гонцу.
Через несколько минут прискакали новые гонцы. Но полякам не хотелось вставать из-за обеда. Они послали несколько молодых шляхтичей узнать, действительно ли татары напали. Верстах в двух от лагеря шляхтичи встретили Коржицкого, бегущего с остатками отряда. Они хотели остановить пана Самуила, но он замахал руками и побежал в лагерь.