Боги, дороги и рыжие неприятности
Шрифт:
Бедолага стражник, посерев еще сильнее, бросился исправлять оплошность, и вскоре я оказалось в колонне первой. Господин капитан все это время старательно удерживал на лице гордое и равнодушное выражение и, кажется, мои перемещения его ничуть не заботили. Зато они очень не понравились неприятному тощему старикашке, что возглавлял колонну до меня. Он как-то странно задергался, завертелся и еле слышно выругался. За свой трепетный взор испугался? Ничего, потерпит как-нибудь.
Господин капитан оглядел нас, брезгливо поморщился и жестом приказал следовать за собой.
Стоило покинуть подземелья, как он заметно приободрился, гордо расправил плечи и важно шествовал теперь по длинному сводчатому коридору. Лязгнул засов, коротко взвизгнули петли и дневной свет ударил по глазам, уже успевшим привыкнуть к полумраку подземелий. Противный старикашка позади меня вдруг злобно дернул цепь, и я чуть было не упала на идущего впереди капитана.
– Сделай так еще раз и будешь повешен на собственных кишках, - надменно процедил тот, даже не обернувшись.
Как тут не порадоваться, что смотреть на это мне уже не придется.
Впереди замаячил высокий деревянный помост с перекладиной и сердце мое в который раз рухнуло вниз и забилось там, перемешивая внутренности в кисель. Ноги вдруг отказали, и вместо того, чтобы с достоинством взойти по узкой деревянной лесенке и презрительно оглядеть толпящихся на площади зевак, я безвольно обвисла в руках стражников и была заброшена наверх как мешок с требухой. Толпа внизу смеялась и свистела, будто ничего забавнее в жизни не видала.
Мастер Палач уже ждал меня, облаченный в традиционный темно-синий плащ с глубоким капюшоном, скрывающим большую часть лица. В руке его я заметила свой платок и прежде чем накинуть мне на шею толстую веревочную петлю, этот добрый человек быстро и аккуратно обвязал им мое лицо. Толпа одобрительно зашумела.
Я ждала грома барабанов, или хотя бы громкого объявления приговора с перечислением всех моих «заслуг» и лихорадочно соображала, что же сказать, когда прозвучит «Ваше последнее слово?», но был только надрывный скрежет рычага, исчезнувшая из-под ног опора, гул натянувшейся веревки и...
Вместо рывка, который сломал бы мне шею, раздался странный сухой треск, а потом мои ноги ударились о землю внизу. Сквозь бешеный грохот сердца я расслышала рев толпы и чей-то полный звериной тоски вопль. Меня тут же выволокли из-под помоста и снова подняли наверх, а я все никак не могла вспомнить что-то очень важное, просто жизненно необходимое.
Взгляд мой отчаянно метался, пока не зацепился за покачивающийся на ветру оборванный конец веревки. Вот тут я и вспомнила наконец: второй раз не вешают. Это что же получается - я свободна?
Без цепей, я уже не шла, а словно парила над землей. Невесомо спустилась с помоста и пошла сквозь притихшую толпу, не оглядываясь, как велит обычай. Свернула в переулок и тут же обессиленно привалилась ближайшей стене. Как-то сразу накатила усталость, да такая, что даже дышать было невыносимо тошно, и я сползла по стене на мостовую, прикрыла глаза, представляя, как врастаю в камни, потом земля смыкается надо мной и больше не надо ничего делать, ни о чем думать...
Я почти уже перестала дышать, когда меня вдруг грубо вздернули на ноги, да еще и встряхнули несколько раз так, что я чуть затылок о стену не расшибла.
– Ты... все ты! Тысяча золотых! Две луны подготовки! А план! Какой план был! Изящный! До мелочей выверенный! И все! Псу! Под! Хвост!
– злобно шипел незнакомец, встряхивая меня при каждом слове.
Я попыталась что-то сказать, но горло отозвалось дикой болью. Тело почти не слушалось и на то, чтобы подогнуть ноги ушли остатки сил. Пальцы незнакомца разжались и камни мостовой оказались ничуть не мягче дядиного моста. Будь я здорова, улепетывала бы уже во все лопатки, но сил не было даже на то, чтобы отползти, так что я просто зажмурилась и приготовилась к худшему.
Бить меня не стали.
Когда я, спустя целую вечность, открыла глаза, незнакомец просто стоял и разглядывал меня с таким видом, будто я шестиногая крыса: вроде противно, но и любопытно не меньше, все-таки не каждый день такую несуразицу видишь.
Заметив, что я пытаюсь говорить, он присел надо мной на корточки. Перед глазами все расплывалось, но я разглядела кривой шрам, приподнявший уголок тонких губ в вечной ухмылке и колючие серые глаза.
Интересно, сразу пришибет, или помучает сначала?
– Твой... план... дерьмо...
– выдавила я наконец и не узнала свой голос.
То ли скрип, то ли хрип - тихий и жалкий.
– Да что ты можешь знать о моем плане?
– презрительно выплюнул мой собеседник, но в голосе его под слоем ярости явно проглядывало любопытство.
– Не... сработал..., - проскрипела я и снова поморщилась.
Болело просто неприлично, видно веревка успела что-то повредить до того, как лопнула. Зато теперь уже не сложно догадаться, с чего ей вообще было лопаться и почему злился тот старикашка.
– Еще как сработал бы, если бы не ты, - проворчал мой нечаянный спаситель, усаживаясь на мостовую рядом со мной.
– Ты бы знала, что мне стоило выследить того мастера. У него каждая веревка настоящий шедевр! Любая проверка покажет, что на ней быка подвесить можно, а как до дела доходит ррраз!
– и пополам, как гнилая нитка. Вес, конечно, нужен побольше твоего... нет, ну какой умник столько цепей накрутил? Впрочем, понятно какой. Вот ведь, ящер старый, деньги взял, а сам... и клялся же, вот ведь в чем загвоздка. Не мог он клятву нарушить, а значит...он вдруг схватил меня за левую руку и закатил рукав.
– Проводник, да. Дальше что?
– хрипло каркнула я, задохнувшись от возмущения.
– А дальше все, - весело отозвался этот наглец, - Будешь на меня работать, пока долг не отработаешь. Потом, так и быть, проваливай на все четыре стороны.
Я расхохоталась, точнее попыталась, но быстро закашлялась.
Потом стянула с головы платок - и невольно заслушалась. Уж больно затейливо ругался мой несостоявшийся хозяин.
Все еще ругаясь, он закинул меня на плечо и, пошатываясь, побрел по переулку. От удивления я даже дергаться не стала, так и висела бестолково, изо всех сил стараясь не выронить свой платок.