Боги, пиво и дурак. Том 3

Я мчал домой на всех парах.

И, кстати, да — именно «домой», а не в школу там, или в кабак Януса.

Как-то так уж получилось, что это странное местечко стало мне настоящим домом. Там была не просто моя постель с крышей над головой, а нечто куда большее и ценное: друзья-единомышленники, всякие заботы, уютные запахи и даже кошка. Крутейшее богатство, между прочим! Тот, кто владеет подобным комплектом и не осознает, как сильно ему повезло, просто не нюхал суровой жизни. Потому

что у некоторых ничего подобного нет и в помине — как у меня, выброшенного на краю котлована предназначения. Одинокого и совершенно никому не нужного.

А теперь я был нужен, и меня ждали.

Это осознание приятно согревало мою продрогшую душу.

Хорошо, однако, возвращаться домой.

От портала я повернул в сторону главной площади — так, наверное, уставшие после долгой командировки мужики прямо с поезда тащат себя в ближайший детский магазин и покупают какого-нибудь чудовищного медведя или здоровенную пластмассовую дуру с желтыми волосами и в розовом платье. Просто чтобы с порога увидеть распахнутые от восторга глаза и сделать момент возвращения еще ярче и приятней.

Мне же предстояло найти большую корзину.

Рынок выглядел полупустым. Только чуть дальше, у лобного места, невзирая на дождь собралась довольно большая толпа — похоже, мастер Гай сегодня утром был занят чем-то увлекательным, раз народ до сих пор не разошелся по домам.

Даже под навесом торговые ряды здорово заливало дождем из-за ветра, так что торговцы тканями, булочники и еще кое-кто сегодня даже не выносил свой товар на площадь. Но, к счастью, прямо в самом начале ряда я нашел подходящую новенькую корзину, предназначенную для белья. Пока я привязывал ее к седлу за ручку, мой взгляд упал на соседний прилавок со всякими бусами, гребнями и прочей женской ерундой. И среди всей этой мишуры мне в глаза бросился красивый зеленый камень размером с лесной орех в серебряной оправе и на плетеном кожаном ремешке.

Цвет этой подвески здорово напоминал глаза Ники, и я купил ее тоже.

Пока продавец, внезапно сменивший свой недовольный вид на заискивающую улыбку, укладывал покупку в маленький бархатный мешочек я снова посмотрел в сторону собравшейся у лобного места толпы.

— А что там происходит? — спросил я у торговца самоцветами.

— Бесплатный зверинец, — с усмешкой отозвался тот. — Четырех звероморфов выставили в клетке. И, между прочим, все четверо — молодые кошечки. Вот народ и тешится.

— В смысле — выставили?.. — нахмурился я. — На продажу, что ли?..

— На казнь. Палач объявил, их приговорили к ежедневной порке, голоду и жажде. По одной миске еды и воды на всех — до тех пор, пока они или поубивают друг друга, или сами издохнут. Так что зрелище на ближайшее время нам обеспечено.

— Ясно, — нахмурился я еще больше.

Спрятав подарок в карман, я сел в седло и шагом двинулся к лобному месту.

Недовольно поглядывая на наглого всадника, любопытствующие нехотя раздвинулись, пропуская меня поближе.

На небольшом возвышении действительно стояла большая железная клетка. И в ней, прижавшись друг к другу, сидели четыре кошкодевочки. Одна из них была коротко острижена, и из-под неровных, грубо срезанных черных

прядей жалобно выглядывали злобно отведенные черно-розовые уши. Одета она была в белую рубашку и кожаные штаны, на щеке виднелась свежая ссадина. Прижавшаяся к ее груди вторая кошка казалась еще подростком — настолько маленькое и щуплое тельце угадывалось под мокрым и грязным платьем, скрывавшим ее ноги. Длинные светлые волосы скрывали ей лицо, полупрозрачные белые ушки поникли. Похоже, она беззвучно плакала — по крайней мере, острые плечи время от времени вздрагивали. Две другие девушки настолько походили друг на друга, что скорее всего были двойняшками или сестрами: рыжевато-коричневые волосы чуть ниже плеч, удлиненные лица, светло-голубые глаза и почти оранжевые, очень крупные уши. Из-под коротких платьиц выглядывали гладкие рыжие хвосты. Они сидели рядом и смотрели на окружавшую их толпу, исподлобья, как два волчонка.

На полу клетки в специальных тисках стояли две плоские миски — такие использовались для домашнего скота, чтобы плошку нельзя было сдвинуть с места или перевернуть. В одной виднелась какая-то каша, в другой — вода.

Пленниц охраняли стражники, выставленные в паре метров от клетки, по двое с каждой стороны.

— Ну давайте уже, жрите! — крикнул рослый мужик в черном плаще с капюшоном, стоявший неподалеку от меня. — Зря ждем, что ли?

Кто-то присвистнул, поддерживая его.

В узниц полетел огрызок яблока.

Я вздохнул.

Вот ведь ублюдки. Они ждут, как девчонки на четвереньках, отставив задницы, начнут жрать из плошки, как дворовые собаки!

Мне стало противно. И жалко.

Вот только что сделаешь?..

Посмотрев по сторонам, я попытался найти в толпе мастера Гая, но, похоже, его здесь не было.

Надо бы к нему заехать. Расспросить.

Развернув лошадь, я потрусил в сторону нашего кабака. Вымокшие серые улицы, несмотря на дневное время, казались пустынными.

И только в одном переулке гудела небольшая группа мужиков, пьяными голосами перекрикивая друг друга.

На них с какой-то похабной ухмылкой поглядывал стражник, спрятавшийся под большим козырьком башмачной мастерской.

Я сначала проехал мимо.

А потом какой-то недоброе предчувствие заставило меня остановиться.

В этом переулке располагалась рыбная лавка, где Леандр заказывал свежий товар для нашей кухни. Да и голоса у пьяных звучали слишком уж возбужденно...

Развернув свой четвероногий транспорт, я прикрикнул на лошадь и, лязгая подковами, мы рванули обратно.

Проскочив мимо стражника, я чуть придержал поводья, сбавляя скорость.

И понял, что предчувствие меня не подвело, и я поспел вовремя.

Шестеро мужчин стояли тесным кругом, пьяно гыкая, а в круге, ощерившись, металась Ника. Ублюдки по очереди пытались ухватить ее то за грудь, то за талию. Девушка отпрыгивала, шипела — и тут же попадала в следующие руки.

А ведь она даже не могла защищаться. Потому что по закону это было бы нападение звероморфа на человека!

— Ну давай, давай, маленькая! — хохотал козлина в широкополой шляпе.

— Ай да киска! — двусмысленно скалился второй, с лысой башкой.