Боги войны в атаку не ходят

Тарасов Олег Васильевич

— А сколько?

— Полтыщи рубликов не хочешь? — вскричал Дурик, накренив лысую голову до крайности вбок.

— Какие полтыщи! — Фёдор стукнул кулаком по столу. — Да за полтыщи!.. Да пошёл он… за полтыщи!

— Произвол неописуемый! — хозяйское возмущение пришлось Дурику по душе. — Я ему так и сказал, пошёл ты, милый друг-спец, куды подальше с такими запросами и не объявляйся более тут!

— Ну, дела, — Фёдор растерянно почесал голову. — С трубой-то что?

— Дела, —

поддакнул кум и для приличия помолчал минутку. Потом затеребил Фёдора за руку и многозначительно кивнул на деньги: — У меня и кельма дома есть…

* * *

Дурик обернулся за водкой словно в сапогах-скороходах. Бряцнул в тёмном пакете двумя пол-литрами Пшеничной, выставил их на стол.

— Вот подружки-забирушки, — ласково приговаривал он, обсматривая прозрачные бутылки словно в первый раз. — Как заберут-заберут, так не отпустят. А нам другого и не надо. Верно?..

Когда Фёдор в третий раз отставил пустой стакан, то понял: работник из него вышел весь — и даже обратную дорогу забыл.

— Что теперь Людмила скажет? — пробормотал он сам себе и в справедливой задумчивости ухватил спутанные волосы мужицкой пятернёй.

— Что скажет? — крякнул бодро кум. — Обрадуется, что триста рублей сэкономили!

— Где это мы триста рублей сэкономили? — Фёдор словно очнулся от недоумения, ткнул вялой рукой в пустую бутылку.

— Вот это сэкономили?

— Ну да! — с умным видом просопел Дурик и захрустел горькой луковицей. — Не на печника же потратили! К тому и не нашенского. Форменный утёк капиталу в чуждые субъекты!

— Может, отток?

— Чего-чего? — переспросил Дурик.

— Отток капитала, — терпеливо пояснил Фёдор частую телевизионную фразу, хотя желание было одно — вмазать куму крепкую затрещину! Вот же ходячее искушение — как ни отбивайся, всё равно с пол-литрой достанет!

— Он самый, — согласился Дурик и постучал вилкой по стакану. — Выпьем, что это экономическое недоразумение не свершилось! Деревня наша честь соблюла! Обошлися сами, а деньги, как полагается, сберегли.

— Ты не загибай палку не в ту дырку! — тут уж Першичкин не сдержался, прикрикнул строго: — Мы их пропили!

— Пропили, — признался в содеянном кум. — И что? Хуже кому-то сделали? Покажи мне человека, кому от нашего ко-струтивного заседания поплошело!

— Да уж Людка от радости не запляшет!

— Бабы не в счёт! — категорически заявил Дурик и для убедительности высоко поднял обе руки, словно сдавался в плен.

— Бабе угодить — проще чёрта родить!

«А с тобой вот спорить — проще козлу копыта подстричь!» — с какой-то нерешительной злостью подумал Фёдор, вспоминая, как прошлым летом помогал

мастрячить «педикюр» этому упрямому животному. Соседский козёл по кличке Кузен сопротивлялся до последнего — дёргал копытами в безудержных конвульсиях, яростно мотал рогатой головой, а когда оказался связанным по всем четырём конечностям, то всё равно не угомонился — тряс туловищем, зло сверкал бешеными глазищами и раскатисто блеял.

Фёдор осовело глядел на Дурика и вместо кума ему теперь виделся упрямый козёл Кузен.

— Ни денег, ни печки! — вырвалось у Першичкина горестное сожаление.

— Печки?! — и бровью не повёл Дурик. — Полчаса — печка будет. Слушай меня, Федя!..

Першичкин смутно помнил, как расковырял в месте задвижки дымоход, как выудил злосчастный кирпич, как, прочищая хайло, разогнал сажу по всей избе. Как взял корыто под раствор, как насыпал туда цемент и песок, налил воды. В сознании только сохранились проблески, что держал в руках лопату и шурудил ею туда-сюда.

Когда принялись заделывать дыру, в голове Першичкина чуть посвежело. Он вполне уверенно брал кирпич, кидал кельмой на него раствор и ладил к месту. Общее руководство держал на себе Дурик.

— Воды побольше на кирпич! Лей-лей! Та-ак! Растворчику! А теперича сю-юда ход закругляй! — протяжно, заплетающимся языком командовал он. — Вот-вот! Веди его, полезного, вверх на два тычка!

Фёдор послушно следовал советам кума, и чёрный мохнатый зев вскрытого дымохода потихоньку замещался корявой кладкой. Едва не забыли про задвижку — Першичкин сунул привычно кирпич, взялся обмазывать, да Дурик вдруг конфуз обнаружил, сыграл тревогу. Вставили и задвижку.

Через час бок дымохода красовался свежим пятном штукатурки.

— А ты говоришь — печки нет! Вот она — красавица! — гордо заявил Дурик и тут же озаботился о другом хозяйском добре. Пойдём-ка, пока раствор, венец трубы тебе обмажем. Чтоб ещё какой кирпишок внутря не запросился.

Влезли на крышу, пошатали кирпичи. Хорошего обнаружили мало: венец выгорел, окрошился. Пришлось повозиться и там. Когда вернулись в избу, Дурик хлопнул кума по плечу, вновь подзудил результатом.

— Красота!

— Давай хоть тягу проверим, — со смутным предчувствием неладов сказал Фёдор.

— Не вопрос, Федот-переворот! — ощерился Дурик и зашуршал стопкой жёлтых газет из кладовки.

Газеты сначала бодро охватывались пламенем, но едва их совали в печь, гасли. Дым никак не желал тянуться в новенький дымоход, словно там не было и маленькой щёлочки для тяги.

— Чёрт! — Першичкин, переполненный расстройством, выругался — дело принимало очень дрянной оборот.