Богини Колизея. Любовь и кровь
Шрифт:
Равнодушно наблюдавший за дуэлью человека и зверя префект претория вдруг сорвался со своего места и, откинув засов, распахнул клетку. Медведь, занятый своей жертвой, не заметил нового врага, а Север, выхватив у стоящего рядом охранника меч, изо всех сил всадил его в спину зверя там, где за ребрами билось могучее сердце. Выпустив полурастерзанную добычу, медведь повернулся к новому противнику, но раны были слишком глубоки и, застонав, он рухнул, придавив венатора грузным телом.
Зрители изумленно ахнули, потом наступила секундная тишина – и прозвучал гром аплодисментов. Взгляды присутствующих дам, обращенные на тяжело дышащего Севера, были полны восхищения, так что Каризиан на мгновение приревновал приятеля, но тот, словно не замечая произведенного эффекта, встревожено крикнул, выходя из клетки:
– Эй, кто-нибудь, помогите парню!
Сейчас же несколько рабов заняли его место и, вцепившись в тушу лесного гиганта, с трудом стащили ее с распростертого мужского тела, не подававшего признаков жизни. Тут же подскочил расстроенный Камилл. Залитого своей и медвежьей кровью Ферокса положили на плащ, за который уцепилось несколько рук, и рабы со своей печальной ношей скрылись в темноте коридора.
А Север как ни в чем не бывало плюхнулся на свое место, сделав знак рабу, чтобы тот подал чашу с вином. На окружающих он старался не смотреть.
Каризиан уже приоткрыл рот, чтобы поинтересоваться, зачем его приятель рисковал жизнью ради какого-то жалкого отребья, но что-то в глазах префекта претория было такое, что заставило его промолчать и, повернувшись к сидевшей рядом жене сенатора, завести с Кальпурнией ничего не значащий разговор о последней моде в оформлении дворцовых покоев.
– Да не волнуйся ты так, – на плечо встревоженной Ахиллы легла тяжелая рука Ворона. – Ничего с ним не случится. Ферокс бывалый воин, а там всего лишь медведь. Лучше пойди разомнись, тебе это пригодится. Вон, посмотри на Квинта, он разве что на голове еще не стоял.
Заскорузлый палец фракийца ткнулся в направлении приятеля, который, отослав массажиста, старательно приседал то на одну, то на другую ногу, морщась от боли. Услышав свое имя, он покосился на Ворона, и, фыркнув что-то под нос, продолжил упражнения.
Повинуясь совету опытного бойца, девушка тоже попыталась сделать несколько приседаний, но, скоро, махнула рукой на это занятие и вновь заняла пост у раскрытой двери. Она слышала, как на мгновение затих зал, затем раздались аплодисменты, перекрываемые ревом медведя. Возбужденные крики разгоряченных зрителей – многоголосый вскрик – и только яростный голос зверя. И снова выкрики, выкрики, выкрики, слившиеся в один вопль. Потом тишина, и аплодисменты…
Не выдержав неизвестности, она хотела выскочить в коридор, но ей молча преградил путь один из охранников, равнодушно наблюдавший за ее мучениями. Поняв, что не сможет ничего изменить, девушка начала истово молить Немезиду о помощи и защите, нет, не себе – а тому, кому, возможно, уже никто не сможет помочь.
Но вот в сумраке коридора раздались встревоженные мужские голоса, и показались несколько человек, несущих на плаще раненого? убитого?
Обгоняя носильщиков, в комнату вошел расстроенный Камилл и, не глядя на Ахиллу, отрывисто буркнул:
– Квинт, Ворон, на выход.
– Пошли, приятель, – ухмыльнулся мирмиллон, беря у оружейника меч, – покажем этим слизнякам как умирают гладиаторы. Кстати, сегодня твоя очередь подставляться…
– Ты что, очумел? – Так и взвился побледневший ланиста. – Только этого мне не хватало! Не вздумайте, идиоты, убить друг друга! Максимум – ранить, но чтоб много крови, но не слишком надолго выводить друг друга из строя. Понятно?
– Чего уж понятнее, – пожал плечами флегматичный вне арены Квинт. – Жить-то всем хочется… Ладно, шевели копытами!
Он крепко хлопнул по спине будущего противника, подталкивая его к дверям, но Ворон попятился, пропуская перепуганных рабов, несущих на пропитавшемся кровью плаще истерзанное тело, еще недавно бывшее могучим гладиатором.
Разом осунувшийся Камилл сделал знак лекарю, и тот кинулся осматривать свою «добычу» – как горько шутили в труппе. Юмор, конечно, несколько специфический, но что поделать – профессия гладиатора приучает относиться к смерти несколько… дружески, если вы понимаете, о чем я говорю.
Опустившись рядом с Фероксом, старик поднял веко лежавшего без сознания гладиатора, пощупал пульс и кивнул хозяину, показывая, что мужчина еще жив.
Увидев поданный знак, девушка вспыхнула от радости, но улыбка быстро сбежала с ее лица, глядя как вокруг распростертого тела, сплошь покрытого кровью, растекается темно-красная лужица. Когти и зубы медведя оставили на правом плече и груди ее друга глубокие раны, и Ахилла не могла отвести глаз от одной, той, где зверь содрали с груди Ферокса мясо, и оно висело красной тряпкой, обнажая кость. На губах несчастного выступила розовая пена, и он дышал так тихо, что казался мертвым.
Внезапно гладиатрисса почувствовала, как ее взяли за локоть крепкие пальцы хозяина.
– Ахилла! – Негромко произнес у нее над ухом ланиста. – Помни, если почтенной публике не понравится твой бой и мне не заплатят, Ферокса придется добить. У меня нет денег на его лечение. Тебе это понятно? А теперь сосредоточься. Забудь все, кроме грядущего боя, иначе проиграешь. Вспомни, чему тебя учили. Не бойся, за Фероксом есть кому присмотреть, а тебе сейчас лучшей уйти отсюда.
– Но я…
– Без возражений! Где ее оружие? Так, копье, лассо, кинжал… Что за дрянь ты притащил? – Нашел он повод сорвать злость на оружейнике. – Почему не взял с золотой насечкой? Опозорить меня хочешь?
Отвесив пару зуботычин, которые его помощник принял с полнейшим равнодушием, ланиста успокоился, и уже без излишних эмоций проследил за последними приготовлениями Ахиллы. В какой-то мере ей повезло: сосредоточившись на трагедии с Фероксом, девушка совершенно не боялась грядущего поединка. Однако повидавший многое Камилл не без основания опасался, что скифянка не сможет сфокусироваться на противнике, и проиграет бой раньше, чем его начнет. Чтобы не допустить этого, он даже нарушил традицию и не пошел следить за поединком Ворона с Квинтом, а остался с ней и раненым другом. В суете вокруг умирающего Ферокса и сборов Ахиллы он почти забыл о том, что в атриуме сражаются те, кто делил с ним все невзгоды кочевой жизни, и тем неожиданней и страшнее был многоголосый вскрик, донесшийся из-за открытых дверей. Возбужденные видом крови, зрители вопили «Добей!», «Добей!», «Добей!» так, что пошевелился даже лежавший без сознания Ферокс.