Богомол
Шрифт:
Они должны были БЕЖАТЬ!
Вересов в отчаянии осмотрелся по сторонам, словно рассчитывал обнаружить хоть одну обнадеживающую деталь.
Получилось наоборот. Он остановил взгляд на «ауди», поспешил к ней и, уже переходя на бег, заметил какие-то пятна на траве. Темно-красные пятна.
Немного правее их стало больше. Казалось, кто-то разбрызгивал вокруг кетчуп. Вересов услышал запах с привкусом металла. Спина у него покрылась гусиной кожей. Через несколько метров он обнаружил несколько окровавленных обрывков светлой ткани и кусочек белой кости.
Очень
Возле кустарника лежала отчлененная кисть руки. Похоже, женская.
Вересов попятился. Мужчина не почувствовал тошноты, его желудок был невосприимчив к подобному зрелищу, его охватило ощущение, будто ноги опущены в ледяную воду вплоть до ягодиц. Гениталии свело от холода. В кустах лежало что-то еще, но Вересов не собирался удовлетворять свое любопытство до конца.
Мужчина отпрянул и побежал к машине.
Его мысли как будто застыли от ужаса. Спустя минуту, лишь слегка снизив скорость на повороте, он направил «ауди» к хутору.
— Смотрите, дом! — вскричала Анжела Маверик. — Там люди!
В голосе девушки слышались нотки облегчения. Ольга Сурта сжала мужу руку, которая лежала у нее на талии, как бы говоря ему, что самое худшее, наверное, позади.
Артем Донской, лишь один раз, взглянувший в зеркальце заднего обзора, заметил на лицах девушек излучение улыбки. Донской не разделил их эмоций. В пылу происходящего они забыли, куда ведет дорога, на которую они свернули волею обстоятельств. Теперь, увидев дома, они как будто не желали понимать, что перед ними всего лишь лесной хутор, где находятся от силы несколько человек.
— Люди! — повторила Маверик.
Микроавтобус выскочил на открытое пространство перед четырьмя одноэтажными деревянными домами, оставляя позади длинный шлейф пыли. Джип, шедший метрах в тридцати, был едва заметен.
Четыре старых дома выстроились в линию. В каждом фасаде по два окна, небольшое пространство перед ними занимает палисадник. Внутренний двор — справа от дома и огорожен забором. Позади домов — огороды, протяженностью метров в сорок. Их ограничивает невысокий хлипкий заборчик. Сразу за ним — густые заросли. Лес подступает вплотную к территории, отвоеванной хутором, в каждой точке. Только перед лицевой стороной каждого из домов метров двадцать свободны от деревьев.
Дорога, по которой они выехали из леса, плавно огибает крайний справа дом и ведет мимо огорода дальше в лес.
Через семь километров по ней можно выбраться на трассу, ведущую на Старый Оскол.
Возле забора, перекрывая дорогу, стоял допотопный «москвич» бледно-голубого цвета. «Здесь, — подумал Донской. — Анин говорил, на хуторе один жилой дом». Это сразу бросалось в глаза.
Крайний справа. Конечно, вид небогатый, но ухоженный в сравнении с тремя другими домами. Салатовый, с ярко-голубыми ставнями. Односкатная крыша покрыта шифером. Телевизионной антенны нет. Наверняка нет и телефона.
Тем не менее, Донской рассчитывал укрыться здесь, а не гнать к оживленной трассе почти с десяток километров. Судя по тому, что случилось
Сколько они так просидят?
Неизвестно. Однако, рано или поздно терпение вознаградится — они успели позвонить Вересову, и тот, не найдя их у Котлована, поднимет тревогу.
Микроавтобус стал к фасаду крайнего дома правым бортом. Стена пыли, словно призрачное войско, на секунду-другую поглотило забор. Донского пронзила мысль, что на хуторе никого нет. Безмолвие, ни намека на движение.
Второй дом когда-то был зеленым, теперь стены полиняли, зелень в палисаднике пожухла. Ставни закрыты, и заметно, что они еле держатся. Огород зарос сорняками и травой, в то время как за первым домом полностью засажен картофелем.
Третий дом был виден хуже — его частично заслоняли кусты, росшие перед фасадом. Забор в одном месте провален. Ближайшее окно выбито вместе с рамой. Сам дом потемнел от времени и непогоды и стал каким-то серым. В четвертом доме провалилась крыша.
Запустение. Покинутость. На этом фоне от первого дома исходило тепло. Казалось, внутри горит очаг с равномерным, неопасным, ласковым пламенем.
Однако из него никто не выходил, двор был пуст. Ставни открыты, но плотные занавески не позволяли рассмотреть то, что внутри.
— Выходите! — крикнул Донской, вжимая педаль тормоза. — Прячьтесь в дом!
Девушки колебались, недоверчиво глядя на Донского. Олег Сурта помедлил и откатил дверцу.
Из леса с ревом выскочил джип.
— Выходите! — рявкнул Донской.
Он выпрыгнул из «фольксвагена», обежал его, бросившись к калитке. Сурта спрыгнул на землю, потянул за собой жену. Маверик выбралась из микроавтобуса последней. Ей хотелось закричать, потребовать, чтобы они остались в «фольксвагене» и никуда не выходили, но все происходило слишком быстро, ноги, как нечто самостоятельное, несли ее следом за всеми.
Джип остановился у ворот между микроавтобусом и москвичем. Виктор Дрожин распахнул дверцу, нагнулся над землей, зайдясь в диком кашле. Пинчук хрипел, потирая глаза. Анин выбрался из джипа, пошатываясь, он испытывал ощущение, будто его били по спине палкой.
Донской распахнул калитку со второй попытки. Она не была заперта с внутренней стороны, парень не сразу нажал язычок ручки. Донской был полон решимости выломить входную дверь, если в доме никого не окажется. Он вбежал во двор. Олег Сурта почувствовал, как жена тормозит его. За ней, не уверенная в том, что они делают, остановилась Анжела.
Прямоугольник дома уходил вглубь двора, в конце правой стороны к нему была пристроена веранда. Мимо нее узкая дорожка вела к огороду. Путь преграждала невысокая калитка, с обеих сторон заборчика, отделявшего двор от огорода, росли высокие кусты малины.
Дверь дома распахнулась.
На пороге появился худой, угрюмый мужчина, узкое лицо покрыто недельной щетиной, в нескладной фигуре, имеющей что-то от аиста, — страх и стремление дать отпор.
В руке хозяин дома держал ружье дулом вниз.