Богомол
Шрифт:
Позади завизжала Надя Глусская. В какой-то степени этот крик встряхнул Донского сильнее, чем даже вопль Ерашко. Он развернулся и побежал.
Анжела Маверик застонала, отбегая спиной. Рывок Донского подействовал на нее лучше любых выражений и слов. Девушка наконец оторвала взгляд от картины чудовищной смерти бывшего одногруппника и побежала прочь.
Надя Глусская осталась на месте. Лицо ее исказилось, побелело, легкие по-прежнему исторгали крик.
Она стояла на пути у Донского. Она мешала ему — обегая ее, Артем неминуемо
Донской ударил ее. Влепил пощечину, потому что всерьез опасался, что ее вид заставить его совершить какую-нибудь оплошность — например, оступиться или, того хуже, подвернуть ногу. Он сделал это отнюдь не из-за благородных побуждений, однако результат оказался именно такой: девушка отшатнулась, прекратив кричать, и побежала следом за ним.
Парни в овраге не издали ни звука. Первым на происшедшее среагировал Пинчук. Он не пытался рассмотреть детали борьбы человека и гигантского насекомого, он выскочил из оврага, помогая себе руками, и преодолел склон на четвереньках прежде, чем Донской перешел на бег.
За ним последовал Грожин. Взбежав наверх, он на мгновение оглянулся, но не на Ерашко, а на дно оврага. На секунду он замешкался, словно удивленный неподвижностью Анина, после чего побежал за Пинчуком.
Анин колебался. Он не осмысливал собственных действий, его подталкивали инстинкты, но несколько секунд его что-то не пускало, хотя парень находился дальше других от спасительного направления. Он не осознавал, что держит в руках заряженное ружье — пальцы механически сжимали чужеродный предмет.
Как сквозь пленку Петя Ерашко видел треугольную голову в тридцати — сорока сантиметрах от своего лица. Дыхание сперло — ему на грудь словно положили бетонную плиту.
Насекомое совершило незаметное движение, напоминавшее клюнувшую курицу. Часть затылка человека исчезла. По сторонам брызнули капельки крови.
Новая боль, еще более чудовищная, вернула Ерашко прежнюю остроту чувств. Ослабевший было крик снова взлетел на недосягаемую высоту.
Сергей Анин сбежал на дно оврага, рискуя растянуться на земле, и в три прыжка преодолел противоположный склон.
Насекомое совершило второе «клевательное» движение. Парень лишился второй щеки. Из последних сил оно предпринял последнюю попытку освободиться.
Тогда существо прервало преждевременное пиршество и опять сосредоточилось на сжатии передних ног, пока жертва не затихла.
Треск ломающихся ветвей. Топот множества ног. Тяжелое, прерывистое дыхание.
Они растянулись, но все бежали в одном направлении — к месту, где вышли из леса к Котловану. Там была тропа, ведущая к машинам. Кроме того, это был самый короткий путь, там можно было не опасаться разорвать веткой кожу на лице или повредить глаз.
Саша Пинчук вырвался вперед. Грожин значительно отставал от него. Сразу за ним бежали Донской и девушки. Анин был последним, но уже нагонял Надю Глусскую. Мелкие ветви, попадавшиеся девушке на пути, швыряли ее из стороны в сторону, как резиновую куклу; она негромко подвывала.
Сергей Анин несколько раз оглядывался. Ужас, толкавший его в спину, по-прежнему держал на расстоянии способность мыслить.
Сзади никого не было. Их никто не преследовал. Жуткая тварь осталась где-то там, в пучине зарослей.
«Ты должен был стрелять в нее! У тебя ружье!»
Мысль, пришедшая внезапно, имела такие последствия, словно ему нанесли удар в затылок — Анин споткнулся, попытался сохранить равновесие, но все-таки растянулся на земле.
Надя Глусская и Анжела Маверик тут же увеличили разрыв.
Анин вскочил и снова нагнал их. Где-то в одеяле страха, которым его укрыло с головой, он почувствовал иглу стыда. Он единственный, кто был вооружен. Конечно, кусты наполовину скрывали тварь, взявшую в свои «ножницы» Ерашко, конечно, тело несчастного, словно подвешенного над самой землей, закрывало собой насекомое, однако, он должен был хотя бы попытаться.
Анин не сделал этого. Он понимал, об этом легче говорить, чем делать, понимал, что ружье сейчас слишком важно для одногруппников, бегущих прочь, и он не имел права оставить его там, в овраге, но это ничего не меняло.
Донской нагнал Грожина, оторвавшись от девушек. Тропа была где-то справа. Пинчук продолжал бег по краю обрыва.
Донской и Грожин одновременно увидели узкий коридор в стене зелени. Донской крикнул парню в белой футболке, проскочившему мимо тропы:
— Не туда, идиот!
Пинчук пробежал еще с десяток метров, прежде чем оглянулся и остановился.
Грожин уже скрылся из виду. За ним исчез Донской. Пинчук рванул назад и оказался на тропе за девушками.
Надя Глусская начинала задыхаться. Она отставала от Анжелы, и Пинчук, хотя и сам жадно хватал воздух ртом, обогнал ее.
Внезапно Грожин сбавил скорость, и Донской едва не налетел на него всем своим весом. Сквозь ветви впереди на тропе что-то мелькнуло, послышался какой-то шум. Ни Донской, ни Грожин не успели что-то предпринять, предупредить остальных, даже остановиться. Навстречу им выскочил Олег Сурта.
В последний момент он кое-как избежал столкновения с Грожиным. Тот ругнулся и, не говоря Олегу ни слова, побежал вперед.
— Назад, — прохрипел Донской прямо в потное лицо Сурты, оттолкнув его, и понесся за Грожиным.
Сурта, испуганный, ошеломленный, ничего не понимающий, попятился назад. На него бежали Пинчук и Анжела Маверик.
— Что случилось? — выкрикнул Сурта.
Пинчук, с лицом, застывшим в каком-то неприятном оскале, в насквозь промокшей от пота футболке, как будто вообще не видел его. Анжела Маверик, задыхаясь, выкрикнула лишь одно слово: