Богомол
Шрифт:
Ерашко пригнулся, зажмурившись и заслоняясь рукой, его повело назад, но он удержался. Это продлило всеобщий смех. Ерашко пытался сохранить хорошую мину при плохой игре, но стало заметно, он расстроен, и выходка Анжелы раздражает его.
Саша Лепетнев, не в силах сдержать улыбку, придержал Маверик, как бы попросив оставить Ерашко в покое.
Взрыв веселья медленно сошел на нет, как круги на воде, взбудораженной брошенным камнем. Ерашко взобрался наверх. Ольга Сурта под снисходительные улыбки мужа стала утешать его. Ерашко разделся до трусов
Донской наоборот спустился вниз, немного постоял, любуясь скопищем цветов в сердцевине Котлована, не спеша двинулся вправо вдоль кромки воды. Впереди, переговариваясь, шли Анжела Маверик и Надя Глусская.
Сергей Анин сидел в трех метрах выше места, где Ерашко упал в воду, и подперев подбородок кулаками смотрел перед собой. Изредка он посматривал на девушек и Донского, когда те выходили на открытое место. Он чувствовал, как вместо недолгой радости приходит смутная тревога. Рядом присел Грожин. Он монотонно пересыпал песок из одной ладони в другую и сонно посматривал вокруг.
Саша Лепетнев двинулся влево от них, не отрывая взгляда от сердцевины Котлована.
Пинчук, безрезультатно пытавшийся растормошить Ерашко, спустился к Анину и Грожину. Он болтал ни о чем, перескакивая с одного на другое. Его никто не слушал. Спустя несколько минут Пинчук зашагал следом за Лепетневым, неугомонный, он словно не желал мириться с тем, что смех закончен, и все замкнулись каждый в себе.
Анин глянул на небо.
— Надо бы позвонить Вересову, — сказал он. — Хоть раз.
Грожин посмотрел на него.
— Ну так позвони.
— Боюсь, он догадается, что мы в Котловане. Еще начнет морали читать.
Грожин высыпал из ладоней песок и протянул руку.
— Давай мобильник. Я позвоню.
Когда Грожин закончил разговор с Вересовым, сидевшим на даче в десяти километрах отсюда, прошло, по меньшей мере, пять минут, сонных, однообразных, ничем не примечательных минут прежде, чем Сергей Анин осознал, что слышит гул.
Ему захотелось привстать, но он удержался. Казалось, он опасался неосторожным движением выдать этот гул остальным. Только ни это. Если ему снова покажется, что он сходит с ума, его растормошат, но вдруг это случится со всеми?
Анин сглотнул и покосился на Грожина. Тот перестал перекладывать сотовый из одной руки в другую и, вытянув шею, смотрел в сердцевину Котлована. Его внимание явно что-то привлекло.
Анин нахмурился. Перед ним лежала гигантская яма, молчаливая, какая-то чужая. С неудовольствием Сергей отметил, что присутствие десятка людей не избавило его от неприятных ощущений, вызываемых этим странным, ускользающим от анализа звуком. Несмотря на крепнущую с каждой минутой жару, еще более сконцентрированную на дне Котлована, спина у него покрылась пупырышками. Кроме этого гула не было слышно уже никаких звуков.
Девушки наверху, Лена и Ольга, замолчали. Пинчук, улюлюкавший вдали, прекратил кричать.
Тишина будто вытекала из центра Котлована, как клейкий сироп,
Анин облизнул пересохшие губы. Грожин посмотрел на него так, как будто тот ему что-то сказал. И снова уставился в сердцевину гигантской лесной впадины.
— Ты что-нибудь слышишь? — не удержался Анин.
Не глядя на него, Грожин пожал плечами.
Анин пожалел, что заговорил об этом. Не обращай внимание ни на какие звуки, сказал он себе.
Однако, легче было сказать, чем сделать. Они сидели с прямыми, как палки, спинами и созерцали чашу Котлована. В гуле была какая-то неровность, словно он сдерживал внутри себя безумие, дребезжащее, клокочущее, но пока еще надежно заключенное. Казалось, в скором времени звук, идущий из глубины, расколет земную породу в месте выхода.
Надо уходить отсюда! Что вы тут делаете?
Анин не сдвинулся с места.
Неожиданно гул исчез. Резко и в то же время плавно и незаметно. Грожин засопел, стал разминать пальцы рук, послышался негромкий хруст суставов, и… гула больше не было. Словно иллюзию разрушил посторонний несущественный звук.
Анин чуть подался вперед, задержал дыхание, прислушиваясь и рассматривая впадину в разных направлениях.
— Сергей!
Анин обернулся. На краю обрыва стоял Олег Сурта. Он хотел что-то сказать, но решил сначала спуститься. Под его ногами стал оседать песок, миниатюрной лавиной скатываясь к воде.
Анин поднялся ему навстречу.
— Фу, черт, — пробормотал Сурта, стерев ладонью пот со лба. — Ну и жара тут. Наверху полегче.
Анин видел Ерашко и девушек, стоявших рядом. Лица задумчивые, усталые, у Ерашко вообще кислый вид.
— Серега, потопали назад, а? — предложил Сурта. — Моя с самого начала тянет меня отсюда.
Анин кивнул.
— Да, можно возвращаться к машинам, — он повернулся к Котловану. — Сейчас все соберутся, и пойдем.
Артем Донской с девушками уже шли назад. Они о чем-то беседовали. Анжела Маверик сопровождала разговор энергичными жестами рук. Пинчука и Лепетнева видно не было.
— Может мы потихоньку пойдем? — сказал Сурта. — И Ленка с нами. Вы нас догоните.
— А Ераха?
— Он хочет подсохнуть. Говорит, еще минут десять. Оля ноет и ноет. Если что, они с Ленкой займутся шашлыками, я начну раскладывать палатки.
Неужели нельзя подождать, подумал Анин.
— Хорошо, — сказал он. — Тропу ты знаешь.
— Да.
— Не сворачивайте. Там видно, где уже ходили люди.
Сурта кивнул и начал подъем. Наверху он обернулся.
— Серега, ружье пусть лежит здесь?
— Да, оставь.
Почти минуту Анин смотрел им вслед, пока заросли не скрыли парня и двух девушек полностью.
Грожин по-прежнему сидел у воды.
Вернулись Донской с Надей и Анжелой. Они рассуждали о том, сколько плюсов и минусов в позднем выходе замуж. Донской снисходительно, с легкой полуулыбкой смотрел на девушек. Маверик по-прежнему забавно жестикулировала.