Боль мне к лицу
Шрифт:
— Анька, ты чего? — полицейский выходит из задумчивости и притягивает меня ближе, обнимая за талию. — Он тебе ничего не сделал?
Меж нашими лицами летает пух, словно снежная буря. Я молчу, боясь рассказать про то, что предшествовало нашей встрече. Как после этого Иван будет смотреть на меня: грязную, облапанную убийцей?
Но, кажется, Доронин понимает больше, чем я говорю. Резко разворачиваясь, Ваня берет мое лицо в ладони, приближая к себе.
— Аня, не молчи, пожалуйста! Он тебя обидел, да? — и от его искренних переживаний я сдаюсь, рассыпаюсь в мужских руках, растекаюсь лужей, забывая, как пару часов назад Доронин прижимал к себе и утешал свою жену. Сдерживаемые внутри крики наконец-то вырываются наружу громкими рыданиями. — Я его точно убью, — рычит Иван, вытирая слезы —
Я еле дышу через заложенный нос, но тянусь ртом к нему, и он понимает, целуя меня. Сначала нежно, неуверенно, но я отвечаю ему изо всех сил.
— Пожалуйста, — шепчу в губы, мечтая только о том, что его прикосновения сотрут из памяти чужие следы на моем теле.
Мы забываем, где находимся, забываем, что было до этого. Темное безумие теперь овладевает нами обоими, иначе я не знаю, как можно назвать то, что происходит между мной и Иваном.
Он распахивает на мне рубашку, задирает футболку вместе с бюстгальтером почти до шеи и начинает неистово гладить, сминать грудь. Чувствуя, как томительно тянет низ живота, я хватаюсь за его ремень, пытаясь расстегнуть не глядя, но лишь ломаю ногти. Иван на секунду отрывается от моего тела и стягивает с себя одежду вниз одним движением, а потом принимается за мои джинсы. Звук расстёгивающейся молнии кажется сумасшедше-возбуждающим, и я подаюсь к нему на встречу, чтобы почувствовать тепло мужского тела, но Ваня поступает иначе. Мужчина разворачивает меня спиной, подталкивая в сторону дерева и наклоняя, стягивает одежду еще ниже. Мне хочется видеть его в тот момент, когда он овладеет мною, но еще больше — ощутить в себе, поэтому я лишь сильнее выгибаюсь навстречу ему.
— Анька, что ты делаешь со мной, — шепчет Ваня, проводя рукой по моей промежности. Кажется, там все уже горит огнем, и мужчина стонет, ощущая этот жар. Он смазывает свой член слюной, хватает меня за ягодицы и одним резким движением входит внутрь. Я охаю и закрываю глаза, отключаюсь от всего вокруг, концентрируясь только на ритмичных движениях, которые совершают наши тела. Мне мало, мало его и я сильнее подаюсь навстречу, ощущая, как он входит на полную глубину.
— Только не останавливайся, пожалуйста, — умоляюще прошу, продолжая двигаться. Я боюсь, что он кончит первым, и я не успею получить свою порцию наслаждения, но зря. Иван разворачивает меня, прижимая к стволу, помогает стащить джинсы окончательно и подтягивает наверх. Я обхватываю его ногами, нахожу губы, и мы продолжаем.
— Ванечка, — шепчу ему, чувствуя, что еще чуть-чуть … совсем чуть-чуть… — Ах, - оргазм сотрясает меня с такой силой, что если бы не крепкие руки Ивана, я бы точно свалилась вниз. Поняв, что произошло, он начинает двигаться еще неистовее и в последний момент отодвигается, кончая не в меня.
Мы тяжело дышим, отступая друг от друга. Я ищу свои вещи, стараясь не смотреть по сторонам и не думать о том, где мы занимались сексом. Ваня протягивает мне джинсы, и я одеваюсь, опираясь на него и боясь заглянуть в глаза. На этот раз не потому, что мне стыдно. Страшно увидеть раскаяние, когда он поймет, что только что совершил, поэтому я пытаюсь держаться от него на расстоянии, но не выходит. Иван подхватывает меня на руки, прижимая к себе, словно я совершенно ничего не вешу, и идет вперед. И лишь наше прерывистое дыхание напоминает о том, что сейчас было. Я прячу лицо у него на груди, словно маленький ребенок, и мне становится хорошо. Немного стыдно, чуть-чуть натерто, возможно, не так романтично, но хорошо. Я приказываю себе не видеть, не слышать, чувствовать.
В машине он первым делом включает печку и отъезжает от ворот кладбища, буквально на пару метров, но так, чтобы оно не бросалось в глаза. Я все равно ощущаю его за своей спиной холодным дыханием смерти.
— Аня, — начинает полицейский, а я готовлюсь зажать уши, потому что боюсь услышать, что все это было ошибкой.
«Пожалуйста, пожалуйста, только не сейчас», — умоляю его мысленно.
— Расскажи, что он сделал с тобой. Обещаю, это никак не изменит мое отношение к тебе, — Доронин снова целует меня в губы, а я хмурюсь, чувствуя себя марионеткой, пешкой меж двух игроков, где каждый двигает ее по своему усмотрению. Почему-то теперь произошедшее
— Ваня, — я вдруг дергаюсь от неожиданной мысли, — а как ты меня нашел здесь?
— К тебе приставлен человек. Когда ты вышла из дома, он набрал меня, и все время шел следом, потеряв только на самых подступах к кладбищу. Я отвез Яну и приехал искать тебя, мы разделились. А ты как здесь оказалась? — и я вижу такое же подозрительное выражение, с которым только что разглядывала его сама. Он думает, что мы в одной упряжке с убийцей? Что я знаю больше, чем говорю?
Невольно начиная перебирать суставы пальцев, и тут же одергиваю себя.
— Я… почувствовала. Шла, но не знала куда именно, только понимала, в какой момент нужно свернуть, — волнуясь, что не могу объяснить понятно, чувствую себя жалкой. Ваня переплетает мои пальцы со своими, пытаясь успокоить, но наш разговор останавливают подъехавшие коллеги полицейского.
Тишину кладбища разрушают людские разговоры, лай овчарки кинологов, звуки машин. Один из парней заглядывает в кабину джипа, улыбаясь мне:
— Нашлась, пропавшая? Ну и натаскался я с тобой по темным закоулкам, — и я понимаю, что это мой «хвост». Протягиваю ему ладонь, знакомясь:
— Аня.
— Толик, — легонько пожимает руку полицейский, но добродушие его мигом исчезает, как только в поле зрения появляется Иван с неизменной сигаретой во рту. — Начальство против, — шепотом делится он и исчезает в однотипной толпе мужчин, где я не могу разобрать ни одного лица.
Через десять минут гомон усиливается: кавказец по кличке Рык находит очередное тело, в десяти шагах от того места, где мы беседовали с убийцей. Я накрываюсь курткой Вани, чтобы отгородиться ото всех. Хочется закрыть окна, только ключи у хозяина автомобиля, а без них автоматика не срабатывает. Ищу сигареты, открывая бардачок, но вместо пачки вытягиваю тоненькую квадратную папку и вздрагиваю: внутри — цветной снимок бабочки Морфо дидиус. Оглядываюсь, не видел ли кто, и спешно закидываю ее на место. «Все это время гораздо ближе…»
Молю голоса дать мне подсказку, понять, разобраться, но впервые за последние десятилетия они почти не слышны. Кто же из них зверь: душивший или имевший меня с таким остервенением? А может, оба, каждый по-своему? Есть такое понятие, — виктимное поведение. Похоже, во мне все видят идеальную жертву.
От боли разрывается голова, и я тихонько переползаю на заднее сидение, скуля и греясь под его одеждой. Запах, кажущийся таким родным, теперь вызывает двойственные эмоции, но желание находиться в тепле побеждает.
Мне удается заснуть, а когда я просыпаюсь, то вижу знакомый подъезд. Ваня сидит с закрытыми глазами, и я касаюсь его плеча, заставляя мужчину вздрагивать.
— Прости, — откашлявшись, извиняюсь, а он лениво кивает головой в сторону дома:
— Идем, надоело в машине ночевать.
В квартире он укладывается на диван, тесно прижимая меня к себе, словно секс сближает нас до роли близких людей. Я целую его в колючий подбородок и поворачиваюсь спиной, позволяя обнимать сзади. Мужские руки покоятся на моей груди, и я вижу блеск кольца на безымянном пальце. «Как же все сложно-то, а?», — обращаясь сама к себе, смотрю в точку на стене напротив. Уснуть мне удается через сорок семь минут, а до этого три четверти часа я терзаю себя размышлениями, не в силах принять ничью сторону. Мог ли Иван быть на кладбище до появления маньяка и убить ту девушку? По обрывкам разговоров я поняла, что с момента смерти прошло около трех — четырех часов. Вполне достаточно и для одного, и для другого. Что говорит против маньяка? Место встречи рядом с жертвой, нож в руках, поведение. Теперь Иван — бабочка в бардачке, то, как быстро он оказался на месте, слова человека с кладбища. То, что я нужна ему для поиска убийцы, может играть и за, и против. Голос, который вел на встречу с убийцей, наверняка знает, кто из них двоих виновен, но от нее не добиться и слова. Остальные, видимо, заодно. Похоже, снова я одна против всех, опять никому не веря. Только удастся ли в этот раз мне выпутаться из этой передряги?