Боль мне к лицу
Шрифт:
Огромная цветная книга с пестрыми иллюстрациями, на светлой обложке — бабочка с прозрачными зелеными крыльями, окаймленными темной полоской. Я подхожу ближе и задерживаю дыхание, когда беру в руки яркое издание. Даже в напечатанном виде насекомые кажутся мне отвратительными и неприятными, но я все равно иду на кассу, держа книгу в вытянутых руках.
Когда она оказывается в пакете, мне словно становится легче дышать.
Выхожу на улицу и закуриваю, прячась в тени торгового центра, нарочно выбирая угол, где меньше
Пустая серая квартира страшит.
— Привет, — раздается шепот над самым ухом, а тяжелая рука закрывает мне рот. Я вздрагиваю, роняя на грязный асфальт покупку и боясь пошевелиться. Сердце неистово бьется, молотясь об ребра, и я понимаю, что еще немного, и упаду. — Соскучилась, мотылек?
Механический голос человека с кладбища заставляет дрожать. Я так плотно прижата к его телу, что ощущая неистовый жар, точно прислоняюсь к печи, а не живому человеку. Ноги становятся похожими на кисель — чтобы не свалиться, мне приходится опираться на него.
От ужаса цепенеет тело; я не вырываюсь, лишь трясусь, не позволяя себе думать. «Лишь бы выжить, лишь бы выжить». Испуганные шептуны молчат, привычно не подавая признаков жизни.
— Успела подружиться с полицейским? Знаешь ли ты, чем он живет, чем дышит? А его брат? Почему Петр ушел из полиции и стал адвокатом? Не знаешь, мотылек, ты ничего не знаешь. Летишь и думаешь, что на свет, но это — огонь. Который уже сжег не одну душу, и может сжечь и тебя. Убийства не кончатся, присматривайся к тем, кто тянет руку помощи, — а вдруг он не спасает, а пытается утопить? И те, кто преследует по пятам — что ты знаешь о своих невидимых тенях? Глупая, слепая бабочка.
Я вслушиваюсь в его ровный, монотонный голос, вдруг ощущая, что умираю.
Есть звук — и он исходит от человека, стоящего сзади. Есть тело, моя оболочка — пустая, безжизненная, без души. Еще не мертвая, но уже не живая.
И кажется, будто меня затягивает болото — в самую гущу, ниже и ниже, туда, где нет воздуха, где нет просвета и надежды.
И ощущая, что еще немного, и обратно пути не найти, я вдруг издаю громкий, нечеловеческий вопль, полный отчаяния и боли.
Только в этот момент я понимаю, что свободна, что меня больше никто не держит. Падаю на колени, утыкаясь лбом в грязный пол, и рыдаю. Слова, сказанные незнакомцем, по-прежнему эхом отзываются в голове, но его уже давно нет рядом.
«Нам удалось спастись?»
«Он убийца или нет?»
«Когда это все кончится?»
Голоса взрываются, перебивая друг друга, пересказывая услышанные от маньяка фразы, накрепко вбивая их в голову.
Я срываю связки, кашляя, и на негнущихся ногах, поднимаюсь, опираясь о стенку. Поднимаю пакет, в котором лежит книга, и слышу топот ног. Передо мной возникает высокий мужчина, и я уже готова снова кричать, когда понимаю, кто это.
— Аня? — на встречу мне делает шаг Толик, но вместо облегчения снова накатывает страх.
Что я знаю о своей невидимой тени?
— Откуда ты здесь? — звук проходится наждаком по горлу. Я все еще ощущаю чужие руки, обтянутые перчатками, на губах. По-прежнему трясет.
Толик двигается в мою сторону, но я отхожу назад, поскальзываясь, но не падая. Он замирает в нерешительности, видимо, не зная, как подступиться.
Я не могу перебороть чувство страха, вызванное словами Человека с кладбища. Внезапное появление полицейского лишь усиливает градус напряжения.
— Я следил за тобой, а потом потерял. Что случилось? Ты кого-то видела?
Медленно выдыхаю, пытаясь успокоиться. Я же знаю, что Толик — мой «хвост», так в чем же дело?
Он шагает ко мне осторожно, словно боится спугнуть неосторожным движением. Для него я — непредсказуемая дурочка, и все мое поведение сейчас лишь подтверждает его ожидания. В ином случае я старалась бы вести себя не как загнанный зверь, но сегодня не выходит иначе.
— Он был здесь, — шепчу я и тут же повторяю громче, — был здесь. Только что.
— Твою мать, — Толик матерится и бросается ко мне, запоздало пытаясь отыскать невидимку. За спиной — запасной выход из торгового центра. Мужчина дергает дверь, но она не поддается, а я не понимаю, каким образом незнакомец смог подобраться ко мне незаметно и так же — исчезнуть.
— Камеры? — вдруг озаряет меня, но Толик уже звонит по телефону, связываясь с коллегами.
— Ты рассмотрела его? — спрашивает в промежутке между звонками, но я отрицательно мотаю головой:
— Он подошел со спины.
— Что этот придурок тебе говорил?
Я щурюсь, оценивая, стоит ли выдавать правду человеку, стоящему напротив. Добродушное, простое лицо; темно-русые, давно не стриженые волосы, карие, теплые глаза.
В прошлый раз эта внешность уже смогла расположить к себе; но стоит ли доверять ему, основываясь лишь на сочувствующем, понимающем взгляде?
Нет.
— Он называл меня глупой бабочкой. Спрашивал, соскучилась ли я. Обещал, что убийства не кончатся.
Полицейский снова ругается, уточняя:
— И все?
— Да, — киваю я. Толик смотрит долго, будто дает шанс исправиться, но я упорно молчу.
— Понятно. Сейчас приедет Ваня, пошли пока в машину.
Он оставляет меня одну в автомобиле, — неприметной иномарке темного цвета, припаркованной в дальнем конце большой парковки у развлекательного комплекса, а сам исчезает. Я приоткрываю окошко. В салоне пахнет освежителем, висящим на зеркальце. Сильный хвойный аромат «елочки» вползает в легкие, и я кашляю.
Мне чудится, будто маньяк все еще поблизости.