Боль
Шрифт:
– Нет, – ответил Марк. – Я слишком молод для этого.
– Но, видимо, не слишком молоды для болезней, – доктор была достаточно строга. – Не страдаете от клаустрофобии?
– Нет.
– Делали уже когда-нибудь МРТ? – поинтересовалась она.
Марк также ответил отрицательно.
– Для более четкой детализации картины при томографии, мы введем вам в сосудистый кровоток контрастное вещество, – объяснял доктор. – Оно абсолютно безопасно. Его использование позволяет увеличить точность исследования.
Марка закатили в отдельный кабинет. Внутри располагался огромный магнитный томограф.
– Сейчас вы окажетесь внутри капсулы, – объяснял доктор. – После этого мы начнем исследование. Оно займет около двадцати- тридцати минут. В это время нельзя двигаться.
Медбрат сделал инъекцию и надел на Марка большие наушники, которые плотно закрыли всю ушную раковину, и фиксатор, чтобы голова и шея сохраняли свою неподвижность. В руки ему дал специальную грушу. Подвижная платформа переместила его внутрь цилиндра. Марк закрыл глаза. Хотя он и не боялся замкнутого пространства, оказавшись внутри, он оказался прижатым давлением от неприятных ассоциаций. Он ждал, пока объявят начало обследования, но вместо голоса врача услышал громкие монотонные вибрации, которые издавали катушки внутри аппарата. И хотя ритм гудения внутри машины не особо менялся, он чувствовал, как внутри него нарастает паника. Ему тотчас хотелось пошевелить руками, ногами, словно это могло защитить его от нападения неприятного звука. Он думал, что нажмет сейчас грушу, хотя до этого был уверен, что не воспользуется ей. Но звук пропал, и напряжение внутри исчезло.
– Мы еще не закончили, – предупредил доктор. – Оставайтесь в неподвижном положении.
Еще несколько раз аппарат то возобновлял звуковое сопровождение обследования, то делал антракт. Но так томографию было переносить куда легче.
– Мы закончили, – сообщил врач.
Выдвижная платформа выкатила тело из магнитной тюрьмы. Медбрат все также помог снять фиксатор с головы, наушники. Так Марк снова оказался на каталке.
– Сейчас вас переведут в палату, – ответил доктор.
– У меня что-то нашли? – спросил Марк.
– Я подойду к вам через двадцать минут, – ответила она, ничего не объясняя.
Марк закатил глаза. Ему стало заметно лучше. Голова стала легкой. Он вполне самостоятельно мог передвигаться и совершенно не понимал смысл всех этих церемоний. Но ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Он надеялся на то, что это формальности, которые необходимо соблюсти при поступлении пациента в больницу.
– Давно здесь работаешь? – решил он спросить парня, чтобы как-то отвлечься от давящей обстановки муниципальной больницы.
– Два года, – ответил молодой человек.
– И кем планируешь стать в дальнейшем?
– Нейрохирургом, – парень оказался приветлив, но не многословен.
– Надеюсь, мне не потребуется нейрохирург. Хотя бы сегодня, – пошутил Марк, ерзая на кушетке. – Может, я сам пойду?
– Не положено, – сурово ответил медбрат.
Марк нервно выдохнул.
– За тридцать три года жизни в больнице был один раз и тот у стоматолога, –
– Откуда пожаловали к нам?
– Из Стокгольма…
– Здешние больницы не сравнятся со шведскими, наверное, – предположил медбрат.
– Не знаю, – ответил Марк. – Я был лишь у стоматолога.
Он лег на каталку и принялся изучать кабинеты, читая на затертых дверях пластиковые таблички «массажный кабинет», «процедурная», «кабинет физиотерапии». Увидев слово «операционная» Марк невольно отвернулся, как делал обычно, проезжая мимо кладбища.
* * *
Больничная палата была выкрашена в неприятный грязный бежевый цвет. Стены перекрашивались неоднократно. Об этом несложно было догадаться по многочисленным слоям краски, которая теперь трескалась. Она отступала от потолка сантиментов на восемьдесят. И от этого усиливалось ощущение неполноценности, которое могло быть вызвано каким-то кратковременным недугом или затяжной болезнью. На кровати лежал матрац с подтеками, о происхождении которых Марк предпочитал не думать. Наперник на подушке тоже был весь в желто-оранжевых разводах. Представив, как кто-то пускал слюну на подушку во время сна, он тут же отложил ее.
Пошарпанная мебель со сломанными выдвижными шкафчиками и потрескавшийся линолеум, оголявший голый бетон, только подчеркивали убогость местной больницы.
Марк не знал, чем себя занять. Алисия, вероятно, не догадалась вложить ему в карман штанов телефон, который он оставил в палатке. Он смотрел на свои спортивные штаны, на которых уже успела немного засохнуть грязь. На коленках остались следы от влажной травы. Вид у него был неважнецкий.
В палату зашел доктор.
– У вас вип-условия, – произнесла женщина. – Одиночная четырехместная палата. Такое бывает здесь редко.
Появление врача немного отпустило тревогу, которая посещала Марка при мысли о том, что ему придется ночевать в этой палате.
– Все хорошо? – спросил он.
– Не совсем, – доктор немного от него отстранился. Она внимательно рассматривала снимки, которые принесла с собой, и заключение на двух листах, вернее делала вид, что рассматривает. Это было очевидно – даже опытному доктору требовалась сила духа, чтобы сообщить какую-то весьма неприятную новость пациенту.
– Зачем вы смотрите эти снимки? Вы ведь, наверняка, уже знаете, что со мной, – произнёс Марк.
– У вас диффузная астроцитома, – ответила она.
– Я не силен в медицинских терминах, – ответил Марк. – Знаю только, что все, что заканчивается на «ома», не очень хорошо.
– Это рак, – на выдохе ответил врач. – Вторая степень. А это значит, что шансы на выздоровление весьма велики. Требуется хирургическое вмешательство, лучевая и химиотерапия.
После слова «рак» Марк больше ничего не слышал. Как такое вообще могло быть? Ошибка в чистом виде. У него же столько планов на жизнь. У человека, у которого столько идей, не может быть рака. Он только запустил свой новый проект. А у него их было еще четыре или пять. Он уже не мог вспомнить. Несколько дней назад он был абсолютно здоров. А тут совершенно случайным образом оказался в больнице. И теперь ему ставят такой диагноз.