Болеутолитель
Шрифт:
Лэтимор растерянно оглядел, подслеповато щурясь, мужчину с пепельными волосами и серым незапоминающимся лицом, сидящего в инвалидной коляске.
— Я очень… э-э… очень извиняюсь… и, э-э, прошу меня простить, — проповедник ничего не понимал. — Дело в том… что тут была… э-э-э… эта женщина… и я… э-э… подумал…
Хейд улыбнулся.
— Да, — сказал он, — всегда найдется какая-нибудь женщина, но сегодня здесь только я.
Хейд уже успокоился. Его ладони-сковородки быстро остывали.
— Конечно, конечно, — священник был смущен. — Еще раз
— Ничего, — сказал Хейд.
— Я — преподобный Чарльз Лэтимор, вы, может быть, слушали мои проповеди? Я читаю их здесь на углу, а иногда в другом месте…
— Да, — Хейд чувствовал себя в кресле очень неуютно. Оно было слишком маленьким для него; он надеялся, что священник этого не заметил… — Ну, что ж…
Проповедник отступил на шаг.
— Сегодня будет холодно, так что может быть вам лучше провести эту ночь в нашей миссии на Пасифик-Гарден?
— Зовите меня Винс.
Черт побери, почему он так назвался?
— Ладно, Винс. Так как же?
— Нет, спасибо, со мной все в порядке. — Хейд заерзал в кресле, незаметно для собеседника заталкивая ногой ногу старушки за ближайший мусорный бак. — Спасибо за вашу заботу.
Преподобный Лэтимор знал, что если уличный бродяга отказывается от крыши над головой, тогда никто, ни священник, ни даже полицейский с дубинкой не могут заставить его изменить свое решение. Бездомные — самые упрямые люди…
Но он был готов поклясться, что видел, как похожий на этого мужчину человек вез старую женщину из «Марклинна» на инвалидной коляске сюда!
— Что ж, да благословит вас Господь, — мягко сказал святой отец.
— О, он уже сделал это, спасибо.
Священник пожал плечами в ответ на такой цинизм по отношению к Богу.
После того, как он ушел, Хейд досчитал до двадцати, потом издал вздох облегчения и вытолкал из-под себя еще одну старушкину ногу — остаток от стопы до колена.
Хейд почувствовал, что где-то потерял ботинок, но только сейчас заметил это. Ботинок валялся рядом. Хейд чувствовал себя обессиленным, но был по-прежнему напряжен, поскольку ушедший священник мог возвратиться. Он решил еще посидеть, подождать. В кончиках пальцев он ощущал покалывание, а посмотрев на руку, поразился тому, как судорожно сжимал подлокотники кресла.
Где-то прогремела электричка, потом снова наступила тишина; Хейд зачем-то принялся подталкивать ботинок, соскочивший с ноги старухи, взад-вперед, играя с ним.
Глава 15
«Глупец! — Проповедник мысленно выругал себя. Зрение сыграло с тобой дурную шутку, старина!»
Он покачал головой. Никогда раньше не видел этого Винса. А ведь он вроде бы должен помнить в лицо местных инвалидов.
Боже милосердный, интересно, какие там гадости изрыгает в микрофон Ти! Проклятье, как же здесь холодно…
Двигаясь широкими шагами, проповедник уже выходил на свою улицу, когда наступил на что-то маленькое и квадратное. Черная книжечка, чуть больше
Может быть, возвратиться туда, к Винсу, подумал он, и узнать, не он ли обронил книгу. Нет, сейчас важнее вернуться к Ти.
Хейд пошевелился. Его ягодицы занемели от сидения в узком кресле. Ему очень хотелось почесать ногу, но он боялся того, к чему может притронуться. А вдруг остались не только ноги, но и таз с несгоревшими половыми органами!? Хейд благодарил Отца за то, что священник вроде ничего не заметил.
Им овладело чувство сонливости и сытости. В его мозгу плавали ежесекундно меняющиеся образы… Он видел толстую крысу, беспомощно плывущую вниз по канализационной трубе навстречу своей неминуемой судьбе; воды становятся все более бурными, а туннель — все более мрачным.
Может ли крыса считать себя мученицей?
Голова его подпрыгнула от икоты, как у крысы в канализации, раз, другой. Наконец, подбородок нашел себе уютное место в складках куртки. Крыса прекратила борьбу. Болеутолитель уже видел другие сны.
В этом сне Отец положил четверть доллара на маленький столик, рядом с пустыми бутылками из-под пива и мужскими журналами. Обложки, мятые и влажные, имели заголовки типа «Торс» или «Джентльмен для джентльмена».
Он был очень рад доставить Отцу удовольствие. Серебряный четвертак, черные волосы, зачесанные назад расческой. Запах «Гловер-тоника» и еще каких-то отвратительных медикаментов на меду. Красные наклейки на пивных банках… Как-то раз ему было позволено выпить пива, много лет назад. У него из носа пошла пена. Курить в школе он уже пробовал, а вот пиво не мог терпеть еще долгое время. Журналы с черными обложками, голубыми небесами и бронзовыми телами. Мужскими телами.
Должно быть, во сне он был младше; чтобы почесать голову Отца, приходилось тянуться. По старому телевизору показывали комедию с Норманом Лиром, а ведь в квартире на Тукер-стрит у них не было этого телевизора. А во сне они находились на Тукер-стрит.
Хейд погрузил пальцы правой руки в волосы старика до первых суставов. Винс Дженсен застонал: «аааааххххххх». Хейд посмотрел на свое тело. Во сне он был подростком, потому что вокруг его члена и яичек уже вились курчавые волосы. На нем была надета майка с надписью золотым и коричневым «Иисус Христос — Суперзвезда», времен семидесятых. И больше ничего. Майка пахла марихуаной. Во сне ему почти всегда чудились разные запахи, поэтому в реальной жизни ароматы улицы или спальни часто вызывали у него ощущение уже пережитого.