Болезнь претендента
Шрифт:
– Владислав Игоревич посоветовал мне на время уехать. Он сказал, что ведется следствие. Московские следователи лютуют и арестовывают всех подряд при малейшем подозрении. Поэтому мне лучше уехать от греха подальше.
Час от часу не легче. Опять откровенность, граничащая с глупостью. Или же у этого Фуфырина феерические актерские способности. Ведь так говорит, стервец, что невозможно усомниться в его искренности.
– Ну а когда вы последний раз разговаривали с Корсариным?
– Вот когда он посоветовал мне уехать. Владислав Игоревич сказал, чтобы без его разрешения я ему больше не звонил.
– И вы не звонили?
– Ну
– Тогда, Алексей Алексеевич, придется сообщить вам трагическое известие. – Турецкий сделал паузу, после чего сказал: – За то время, что вы отсутствовали, полковник Корсарин погиб.
Повар ойкнул и сочувственно покачал головой:
– Как же это случилось?
– Автомобильная катастрофа. Ехал при сильном тумане, выехал на полосу встречного движения, где столкнулся с автобусом. Судя по всему, авария не подстроена – несчастный случай. Вот такие-то дела, Алексей Алексеевич. Теперь ваши показания уже никто не сможет подтвердить.
– Что ж я вру, по-вашему?
– Мы этого не утверждаем. Все будет проверяться.
– Что же мне теперь делать?
– Да ничего особенного. Давайте подписку о невыезде из Красносибирска и отправляйтесь домой. О невыезде – до конца следствия.
– Недолго уж, – обнадежил не столько допрашиваемого, сколько Турецкого Вячеслав Иванович.
Фуфырин заполнил и подписал бланк, после чего следователи отпустили повара. После его ухода Александр Борисович вопросительно посмотрел на Грязнова:
– Ну как?
– И смех и грех. Похоже, говорит правду.
– В том-то и беда. Теперь вообще не остается подозреваемых.
– Это ты, брат, загнул. Там в ресторане народу было битком.
– Придется шерстить остальных.
– А время?
– Время идет. Но тут уж ничего не поделаешь.
Позвонил Володя Яковлев, который в отделении милиции встречался с младшим лейтенантом Ворониным, обнаружившим тогда, в феврале, возле губернаторского дома зеленую «пятерку» со взрывчаткой.
– Я узнал у милиционеров подробности, которые те помнят, – доложил Яковлев. – Про эту машину Воронину сообщили, позвонив из дежурной части отделения.
В тот вечер дежурил лейтенант с немыслимой не то что для Сибири, а для всей России вообще фамилией – Перуанский. Он совершенно точно помнил, что ему про эту машину сказал, позвонив, Корсарин. Был у кого-то в гостях и, уезжая, обратил на нее внимание, после чего позвонил в дежурную часть, приказал проверить. Приходько об этой инсценировке полковника до гибели Фортунова совершенно ничего не знал.
Получалось, Фортунов пал жертвой корсаринской промашки. Теперь уж с погибшего какой спрос! Если и понадобилось Турецкому посмотреть образец его почерка, то только для того, чтобы удостовериться, кто составлял пресловутый «секретный план соответствующих структур». Накануне Владимир Матвеевич уверенно сказал, что показанный ему губернатором план был написан аккуратным, разборчивым почерком. Пришлось Александру Борисовичу заехать в ГУВД, где он посмотрел корсаринские бумаги. Тот писал как курица лапой.
– Придется осмотреть губернаторский кабинет, – сказал Александр Борисович генералу после разговора с Яковлевым.
Тот удивился:
– С чего это вдруг у тебя такой извиняющийся тон?
– Во-первых, человек болен. Во-вторых, пока ни в чем не подозревается.
Вячеслав Иванович за словом в карман не полез:
– Что болен, в данном случае только к лучшему. Пусть он
Хотя официальное разрешение на обыск кабинета Сокольского было получено, следователи приложили максимум предосторожностей, чтобы губернатор не узнал про эту процедуру. Больше того – об этом не должен знать и Базилевский, основной подозреваемый в составлении дьявольского плана. Все люди, которые могли общаться с вице-премьером, были строжайше предупреждены о молчании. Во избежание нежелательных случайностей члены следственной бригады находились в помещении краевой администрации. Мало ли что.
Нина Константиновна, многолетняя секретарша Аристарха Васильевича, недоумевала: она всегда была уверена, что от находящегося в комнате отдыха сейфа существует один-единственный ключ. Следователи убедили ее в том, что у них есть особая суперотмычка, которой подвластны все замки. Таким образом неблаговидная роль Глазурина была скрыта, о чем он настоятельно просил.
Все было сделано, как и положено, с понятыми, в качестве которых пригласили женщину из бухгалтерии и мужчину, системного администратора, из общего отдела. Эти люди отродясь не общались с Базилевским, таким образом, утечка информации исключалась. Сам обыск из-за своих скромных масштабов завершился в считанные минуты. В сейфе лежали деньги, евро и доллары; почему-то новая, с товарными ярлыками, нарядная женская блузка и тот самый план, про который говорил Плотников. Бумагу забрали из сейфа, составив протокол изъятия. Заодно выяснили, что план написан рукой первого вице-губернатора Базилевского. Это было видно без всякой экспертизы.
Здание краевой администрации Турецкий покидал без большого энтузиазма – ему предстоял неприятный разговор с Аленой Угловой.
Глава 15 ЗЕРКАЛО ДУШИ
Раньше Базилевский считал, что, когда он станет губернатором, ему будет все подвластно. Ведь даже как от первого вице-премьера края от него многое зависело, и Григорий Федорович с удовольствием замечал неприкрытое раболепие окружающих. Казалось, сейчас его положение должно еще больше укрепиться. Ведь он считается преемником авторитетного Сокольского, что уже о многом говорит. Вдобавок губернатор тяжело болен, Григорий Федорович фактически выполняет его обязанности. Однако вместо повального послушания он все время ощущает недовольство. Причем дело не только в официальном противостоянии «партии власти», которую охотно демонстрируют другие политические партии. С этим еще можно смириться. Когда его оппоненты являются жертвами партийной дисциплины, то есть обязаны выполнять чьи-то указания, отношения не имеют антагонистического характера. Тогда каждая из сторон выполняет условия игры, и люди действуют без затрат нервов и сил. Однако когда ему противоречат по доброй воле, по зову сердца, это донельзя противно.