Больно не будет
Шрифт:
Когда я через минуту поднимаюсь с кровати и иду к окну, чтобы немного охладить комнату и разрядить наэлектризованную атмосферу между нами, замечаю, что если его организм и занимается лечением двойного перелома, в данный момент все силы бросил на оживление другой части тела, которая отчетливо заметна даже через ткань свободных штанов. У моего спецназовца эрекция. Ого-го!
— Жарко, да? — произношу я хрипло. Открываю окно почти настежь, задерживаюсь на несколько секунд, ловя порывы вечернего ветра.
Он поднимается
Через пару минут появляется, как и обещал. Подходит ко мне, обнимает со спины. Ничего лишнего себе не позволяет, можно даже сказать, что обнимает аккуратно, по-дружески. Его внешности, походке, выражению лица больше бы пошло сразу схватить за задницу. Я бы тогда психанула и со спокойной совестью убежала.
Не знаю, что он делал с собой в ванной и делал ли, но это не помогло. Он хочет меня. Мое лицо снова горит. Грудь ноет, хотя обычно я не терплю к ней прикосновения. Смотреть — можно, но трогать ни-ни. А тут почему-то хочется, чтобы он провел рукой. Коснулся.
Его руки очень горячие.
— Мне пора идти, уже поздно, — произношу я.
Он прижимает меня к себе сильно, но буквально на мгновение, потом отпускает.
— Я вызову тебе такси, — говорит ниже, чем обычно. Берет телефон. — Говори адрес, — смотрит выжидающе.
— Я сама себе вызову, спасибо, — мягко отказываю, едва скрывая улыбку.
Следом приходит сообщение о зачислении пяти тысяч рублей на карту.
— Ты с ума сошел? Зачем?!
— Хочу заплатить за такси. И ужин.
— Который съели твои друзья?
Он кивает.
— Они нормальные парни, а поесть мы все любим. Не отказывай хотя бы в этом. Пожалуйста, Кать.
— Это слишком много, не стоило, — говорю я, — мне было приятно угостить вас.
Я понимаю, что ему это важно и не спорю. Беру плащ, сумку, он показывает пальцем на щеку, прося поцеловать себя напоследок, но я отрицательно качаю головой и убегаю как преступница.
Сердце колотится, в ушах шумит. Я ужасно хочу остаться, поцеловать его. И в щеку, и в висок. И в шею. Я всего его хочу. Целиком. Об этом стоит сказать психологу?
У всех нормальных людей после подобной ситуации развивается стокгольмский синдром, они сочувствуют бандитам, но хватаются за то, какие те плохие, и избавляются от дурацкой привязанности!
Как избавиться от привязанности к герою? Который не дает ни единого повода себя ненавидеть.
Пока спускаюсь по лестнице, даю себе обещание, что больше не приеду. Иначе мой посттравматический стресс сломает мне всю жизнь.
Глава 11
Ярослав
Брат не отвечает ни на звонки, ни на сообщения. Неужели все еще спит? Впечатываю кулак в ладонь, хожу по палате. За девять дней эти стены осточертели.
Марина каждый день приходит, притаскивает измельченную еду. Дескать, пей через соломинку, вкусно. Питательно. Полезно.
Не пью. То ли из принципа, что не хочу есть ничего из ее рук, то ли потому что не доверяю — отравиться и правда опасно. Резинки, конечно, можно быстро перерезать, но это крайняя мера.
Оставляю на тумбочке, потом выливаю. Катя снова динамит. Не привык я к такому, но и злиться на нее не получается. Может, правда я ее возвращаю в воспоминания об ограблении, и ей не по себе? Ладно, для меня это просто день. Для нее событие всей жизни.
На все вопросы о физической нагрузке врач как попугай тараторит: «Поберечься». Рычать хочется! Впрочем, сквозь зубы у меня теперь иначе и не получается.
Несколько раз в день мне проводят санацию челюсти, приятного мало, но не смертельно. Теперь буду заботиться о себе сам. Спрашиваю у доброй молоденькой медсестрички, которая мне строит глазки:
— У меня клык вверху немного выбивается из общего ряда, как думаете, эти штуки могут заодно сделать «абсолют»? — приподнимаю брови. Она хихикает:
— Не уверена, Ярослав, — грозит мне указательным пальцем. — Этот вопрос лучше доктору задать.
— Доктор у меня без чувства юмора, хоть с виду и приветливый.
— Вы поменьше разговаривайте, вам лучше поберечься.
Опять это слово! У меня пропадает интерес к медсестре, я снова берусь за сотовый.
«Рус, меня выписали! Мне нужны ботинки и ключи от квартиры!»
Набираю брата — гудки идут, мертво! Ар-р-р! Документы лежат на тумбочке, меня благословили валить на все четыре стороны. Каждая лишняя минута в этих стенах буквально добивает! Он обещал забрать меня, мелкий засранец.
Что мне, в сланцах и носках по городу расхаживать?
Да нет, я могу. Похрен. Но в квартиру-то не попасть, если он ночует у подружки.
В дверь стучат — оборачиваюсь.
Это не брат, впрочем, даже к лучшему. Дверь осторожно приоткрывается, и мой взгляд намертво приклеивается к ее глазам. Они у нее разные, клянусь, я почитал, называется гетерохромия. На самом деле не слишком заметно, только если приглядишься. Левый глаз зеленый, правый — как бы тоже, но вокруг зрачка будто голубая корона или неровный ободок. Серьезно, не сказать, что именно броско, но внимание притягивает.
И получается, что пялишься в эти глаза, сам не понимаешь почему. А потом, когда доходит, уже и все остальное нравится.