Болонская кадриль
Шрифт:
— Только не он! — возмутился Фальеро, ткнув пальцем в сторону Жака. — Этот тип уже достаточно отравил нам жизнь! Так что у меня нет никаких оснований еще и кормить его, помимо всего прочего!
— Это не соответствует традициям Матуцци, синьор, — презрительно бросил Эмиль. — Для Матуцци любой гость священен…
— Ну и что с того? Я же не Матуцци! И если этот субъект не уберется отсюда сию же секунду, вышвырните его вон, Эмиль!
— Как это ни печально, мы не можем подчиниться приказу синьора Фальеро… Мы покинем дом вместе с месье Субрэем. В нашем возрасте нам было бы невозможно научиться вести себя, как в бистро для черни.
— Идите вы оба к черту!
Жак дружески взял дворецкого под руку:
— Пойдемте, Эмиль, и останемся светскими людьми.
— Если вы уйдете, то и я с вами! — пригрозила Тоска.
Субрэй заявил, что это вполне отвечает его собственным желаниям, но Санто тут же подскочил к двери и загородил ее собой, раскинув руки крестом.
— Так вы продолжаете? Да неужели эта проклятая ночь никогда не кончится?
— О, Фальеро, как вы можете так говорить о своей брачной ночи? — с наигранным удивлением осведомился Жак.
— Пусть это будет последним, что я сделаю в жизни, но я вас прикончу, Субрэй!
Эмиль преградил Фальеро дорогу:
— Мы были бы премного обязаны синьору, если бы он соизволил взять себя в руки…
Тоска решила, что ей пора вмешаться.
— Перестаньте нести чепуху, Санто! Дайте мне руку и пойдемте в гостиную… А вы, Жак, побудьте пока тут с Эмилем — пусть мой муж немного передохнет и образумится, а потом присоединяйтесь к нам.
Как только дверь закрылась, Эмиль высказал свое мнение:
— Мадемуазель Тоска поистине безукоризненна.
— Это ужасно, Эмиль, но чем дальше, тем больше я ее люблю!
— Мы понимаем месье. А можем мы поинтересоваться, не было ли у месье крупных неприятностей этой ночью?
— Да, я чуть не влип… но, кажется, Фальеро нахлебался куда больше! А ведь он не имеет никакого отношения к делу!
— К какому делу, месье?
— Ни к какому… это я просто так…
— Месье несомненно известно, что в непосредственной близости от имения стоит довольно много машин?
— Ну и что?
— Эти машины, разумеется, не могли появиться здесь самостоятельно… Поэтому месье следовало бы проявить крайнюю осторожность на случай…
— Да?
— …если бы этим людям вздумалось объяснить месье, что они не в восторге от макаронных изделий Пастори, чьим глашатаем является месье… Кажется, мы уже видели этих людей в мэрии, и, по всей видимости, они проявляют повышенный интерес к кейсу, с которым месье не расстается никогда или почти никогда. В наше время любопытство и дурные манеры распространились беспредельно!
— Слушайте, Эмиль, давайте прекратим эту игру. Вы ведь в курсе дела, не так ли?
— Слуга никогда не позволит себе быть в курсе чего бы то ни было, месье, если только заинтересованные лица не сочли полезным ему довериться, но это в большинстве случаев и неуместно, и… опасно. Пусть месье соблаговолит нас простить, но мы, кажется, слышим телефонный звонок.
Оставив Жака в некотором замешательстве, Эмиль вышел из кухни, пересек гостиную, где, сраженные усталостью, Тоска и Санто дремали в креслах, и открыл дверь в спальню. Царивший там беспорядок шокировал дворецкого, но он подошел к телефону и снял трубку.
— Pronto?.. Простите? Муж? Мы опасаемся, что плохо поняли смысл вашего вопроса, синьора… Ваш муж должен быть здесь? Вместе с карабинером? Но для чего? Ах, они пришли арестовать убийц? Синьора, мы думаем, здесь какая-то ошибка… или же синьора стала жертвой шутки весьма сомнительного вкуса… Мы можем уверить вас, что здесь нет… О! Подождите! Не вешайте трубку, пожалуйста…
Дворецкий направился к кровати, из-за спинки которой торчал сапог. Нагнувшись, он обнаружил там сержанта карабинеров. Эмиль извлек беднягу из щели и с удивлением узрел совершенно синий лоб, как будто сержант с размаху приложился головой об стену. Лауб усадил карабинера на постель и начал похлопывать по щекам, пока Коррадо не приоткрыл наконец один глаз.
— У вас есть жена по имени Антонина, синьор сержант? — спросил Эмиль.
Карло испустил столь невероятно глубокий вздох, что произвел впечатление даже на невозмутимого дворецкого.
— Антонина… солнце моей жизни? Где она?
— Дома, вероятно.
— Тогда почему вы говорите мне о ней? По какому правы вы позволили себе упоминать имя этой святой? Где вы ее видели?
— Мы не видели синьоры, мы ее только слышали.
— Где?
— Там… Синьора ждет на том конце провода и требует своего мужа, сержанта карабинеров.
— Это я!
— Так мы и подумали.
— Помогите мне добраться до нее, до бедняжки…
Эмиль поддерживал сержанта, пока тот брел к телефону.
— Алло?.. Нина?.. Не кричи так, ты меня терзаешь… Ранен? Нет, не думаю… хотя голова… Ах, Боже мой, я, кажется, вернулся с того света… Западня, слышишь, Антонина, западня! Вот куда я попал! Меня избили! Кто? Откуда я знаю! Сходи к Пьеранджели и купи эскалоп потолще — я положу его на лоб, чтобы оттянуть кровь. Иначе, я чувствую, у меня будет удар, воспаление мозга… безумие и смерть! Нет, не плачь, моя Антонина, хотя из тебя получилась бы очень милая вдовушка… вот только я уже не смогу тебе об этом сказать, моя голубка… А раз меня не будет, то что мне с этого за радость?
Чувствуя, что разговор становится все нежнее, Эмиль тактично удалился.
— Что со мной произошло?.. Не знаю… Клянусь тебе, сейчас я просто не способен ни о чем думать — я так страдаю… И как же мне не терпится попасть к тебе под крылышко! Ты мое спасение, моя гавань, Антонина миа… Да, уеду отсюда, как только разыщу Морано. Ты же понимаешь, что военачальник не может вернуться без своих полков! Отдаю измученное сердце в твои верные руки! Чао!
Сержант задумчиво опустил трубку. Он еще не вполне пришел в себя, но все же пытался сообразить, что произошло. Коррадо смутно припоминал, что явился какой-то рыжий разбойник и грозил ему револьвером, потом карабинер изменил ситуацию в свою пользу, но с этого момента цепь событий прерывалась — он не мог вызвать в памяти ничего, кроме разрозненных и непонятных видений. Будто бы он, Карло, бултыхается на кровати вместе с Морано, молодой женщиной и — это уж ни в какие ворота не лезло — с тем рыжим типом! Кроме того, у сержанта было неясное ощущение, будто он получил сильнейший удар по голове. Коррадо инстинктивно поднял глаза к потолку — не отвалилась ли какая-либо его часть. Но, поскольку потолок оказался явно ни при чем, сержант так и не смог понять, что его оглушило. Опустив глаза долу, Карло заметил, что из-под опрокинутого дивана торчит рука. Он выхватил револьвер и решительно двинулся к человеку, притаившемуся в засаде. Однако, отодвинув диван, сержант нашел там лишь своего карабинера. Тот, видимо, спал. Мощнейшим пинком под зад Коррадо вернул ему одновременно и чувство реальности и представление о дисциплине.