Болонская кадриль
Шрифт:
— Дурак! — на русском языке завопила разгневанная женщина.
Она инстинктивно опустила голову, дабы оценить масштабы катастрофы, и тут же получила от Эмиля такой меткий удар в челюсть, что, сама того не замечая, плавно перешла от возмущения к глубокому сну. Майк и Роналд как на пружинах подскочили к чемоданчику. Оба вцепились в него одновременно, и Майк уже поднял огромный кулак, собираясь избавиться от англичанина, но замер, услышав спокойный голос дворецкого.
— Синьоры, должно быть, ошиблись…
Хантер и Мортон, не двигаясь, смотрели на Эмиля, стоящего с Наташиным револьвером в руке.
— Если память нам не изменяет, — продолжал меж тем Лауб, — этот кейс — собственность синьора Субрэя, не так ли? Мы убеждены, что синьоры ни за что на свете не захотят присвоить то, что им не принадлежит, а потому сочтут своим долгом вернуть вещь синьору Субрэю…
Мортон первым признал новое поражение.
— О'кей… ловко разыграно… Придется все начинать сначала, Ронни…
Майк швырнул Жаку чемоданчик и, обхватив английского коллегу за плечи, направился к двери. Эмиль с извинениями вручил им аккуратно разряженные револьверы.
— Нам было бы весьма прискорбно, если бы произошел несчастный случай… поэтому мы сочли разумным принять некоторые меры предосторожности…
На пороге американец повернулся к дворецкому.
— Любопытный вы тип, старина… Пожалуй, как-нибудь на днях нам придется потолковать…
— Почтем за честь, синьор…
Как только двое мужчин ушли, Тоска захлопала в ладони:
— Эмиль, вы необыкновенный человек!
— Синьора очень добра к нам. А что делать с молодой особой, которую нам пришлось столь грубо ударить, хотя подобное обращение ни в коей мере не свойственно нашему характеру?
— Свяжите ее хорошенько, Эмиль, — ответил Жак, — а я позвоню в Мольо и попрошу карабинеров за ней приехать. Пускай забирают.
— Вы разрешите воспользоваться спальней, синьоры? Нам было бы жаль причинять этой синьорине лишние страдания…
Фальеро знаком показал, что его эта история ни с какой стороны не касается и он предоставляет заботу принимать решение другим. Тоска не преминула этим воспользоваться.
— Ну конечно, Эмиль!
Молодая женщина проводила дворецкого в спальню и со жгучим любопытством наблюдала, как тот связывает Наташе руки и ноги и подкладывает ей под затылок подушку. Заботливые, почти ласковые движения старика растрогали синьору Фальеро.
— Вы были женаты, Эмиль?
— Нет, синьора.
— Жаль…
— Кого?
Глава VI
Карабинер Ренато Гринда, узнав от коллеги о приключениях в Ча Капуцци, внутренне возликовал, что ему не пришлось принимать участие в экспедиции. Сейчас он удобно устроился в караульной и читал еженедельник кино, с особым удовольствием смакуя последние новости о Лолобриджиде, к которой всегда питал слабость. В мечтах карабинер видел себя живущим в Калифорнии и женатым на кинозвезде, очень похожей на его кумира, причем актриса готова была отделаться от фотографов, журналистов и менеджеров, чтобы приготовить кашу детишкам. Даже в самых фантастических грезах Гринда всегда оставался мелким буржуа, страждущим семейной жизни. Услышав телефонный звонок, Ренато не сразу вернулся от грез к действительности и пробормотал «Pronto?» довольно томным голосом. На том конце провода Субрэй остолбенел от удивления. Однако от слов невидимого собеседника карабинер волей-неволей вернулся в реальный мир. Теперь ему было не до золотых снов! Ренато Гринда с ужасом осознал, что жуткая ночная история продолжается и ему придется-таки в ней участвовать! Сначала Гринда попробовал отнекиваться в наивной надежде хотя бы отдалить несчастье.
— No, signjre, no! Ma gue! No e possibile. [13] Сержант едва успел вернуться домой!.. И вы хотите, чтобы я его беспокоил? О, синьор, вы же не можете требовать от меня такого?.. Что я вам сделал, синьор… Scusi? [14] Что?!! Вы спрашиваете, не пьян ли я?
От несправедливых обвинений карабинер Гринда всегда мигом терял хладнокровие, поэтому, услышав предположение француза, он не выдержал:
— Вам крупно повезло, что я далеко, иначе я бы вам живо показал, кто пьян! Что ж, отлично, я предупрежу сержанта, и мы вместе приедем в Ча Капуцци! И, если мы увидимся, вам придется отвечать за свои слова, синьор!
13
Нет, синьор, нет! Что вы? Нет, это невозможно! (итал.)
14
Извините (итал.)
Вне себя от праведного гнева Гринда швырнул трубку и тотчас же схватил ее снова. Однако пока он набирал номер сержанта, воинственный пыл улетучивался с такой быстротой, что когда в квартире Карло Коррадо зазвонил телефон, Ренато едва не нажал на рычаг. Но в трубке сразу же послышался голос Антонины, и парень не успел окончательно поддаться малодушию, совершенно недостойному карабинера. Гринда объяснил жене шефа, как обстоит дело и по какой нелепой случайности их с сержантом ждет на Ча Капуцци пленник. Сперва синьора Коррадо ни за что не хотела будить мужа, отдыхавшего после ночи кошмаров, но представив, как ее красавец-сержант ведет в оковах виновника их ночных переживаний, матрона поддалась мстительному порыву и отбросила осторожность. Она уверила Гринду, что сержант будет готов через полчаса, и попросила заехать за ним на джипе.
Внезапно разбуженный Карло сначала решил, что над ним зло подшутили. Со стороны Антонины это было бы неслыханно! Наконец, убедившись, что ему и в самом деле звонили, и услышав, какое обещание дала от его имени жена, Коррадо стал божиться, что все жаждут его погибели! А потому он твердо решил на некоторое время отрешиться от мира, столь безжалостного к сержанту карабинеров, и натянул на голову одеяло. Так смертельно раненный Цезарь закрыл лицо полой тоги.
Сбитая с толку капитуляцией супруга Антонина разразилась трогательным монологом. Сначала она напомнила Карло о своей любви, потом коварно перешла к глубинным причинам этого чувства, особенно подчеркивая, как она всегда гордилась тем, что стала спутницей жизни человека, о котором другие могут лишь мечтать. А дальше, не останавливаясь, перескочила на чисто земные проблемы и долго распространялась о долге и чести. Наконец в полном изнеможении матрона умолкла. Несколько удивляясь молчанию супруга, Антонина дрожащей рукой убрала с любимого лица одеяло — сержант рыдал. Синьора Коррадо не могла взирать на подобное зрелище безучастно и, обливаясь слезами, бросилась на грудь сержанту.
Исчерпав до конца излияния разделенной печали, Карло сел.
— Антонина, как ты красиво говоришь!
— Это потому, что от сердца, Карло.
— Тогда в следующий раз постарайся пустить в ход мозги!
Матрона удивленно воззрилась на мужа:
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что оценил твою речь, но она меня не убедила. Я остаюсь в постели!
— Карло, ты этого не сделаешь!
— Ma gue! Ты вздумала мне приказывать?
— А почему бы и нет? Твоя честь принадлежит не только тебе! Я ношу твое имя, Карло Коррадо!
Сержант скрестил на груди руки.
— Ты хочешь оскорбить меня, Антонина? — осведомился он с горечью.
Синьора Коррадо промолчала. Сержант посмотрел на жену. Она не опустила глаз. И Карло вдруг понял, что перед ним стоит совершенно не знакомая ему Антонина. Привычный семейный мирок, основанный на таких простых и необходимых для жизни правилах, как, например, полная власть над женой, рушился. Коррадо встал. В его отчаянии чувствовалось нечто возвышенное.
— Я одеваюсь… и еду в Ча Капуцци, где собрались одни головорезы… Я больше не хочу жить!