Болонская кадриль
Шрифт:
— Я не понимаю вас, Тоска! Вы встаете на защиту каждого, кто меня оскорбляет!
— Вовсе нет, Санто! Будь вы сейчас в состоянии рассуждать здраво, вы бы поняли, что я лишь пытаюсь все уладить и успокоить тех, кого вы несправедливо обижаете!
— Жака Субрэя, например?
— Это особый случай…
Жак поклонился:
— Спасибо, милая Тоска!
Санто тут же вскипел:
— Я запрещаю вам называть мою жену «милой»!
— Коли на то пошло, может, вы еще запретите мне ее любить?
— Ma gue! Разумеется,
— Тысячу извинений, но это невозможно!
— Вы слышите, Тоска?
— Естественно… я же не глухая!
— И это вас не возмущает?
— Не могу же я заставить человека меня разлюбить!
— Зато могли бы велеть ему помалкивать на эту тему! Чего вы добиваетесь, Субрэй?
— Право, не знаю… Глядя на нее, я больше ни о чем не могу думать… Мы так давно любим друг друга, Фальеро…
— Так-так… продолжайте, не стесняйтесь! Если хотите, я выйду!
— Я и не смел попросить вас о такой любезности!
— Довольно, Субрэй!.. А вам, Тоска, должен признаться, что ваше поведение меня глубоко ранит! Вы ведете себя, как… Синьор Субрэй, может, вам уйти, пока я не попросил Эмиля выставить вас вон?
— Невозможно!
— Вы отказываетесь уходить?
— Не то чтоб я не хотел… но не могу.
— А почему, скажите на милость?
— Видно, у вас очень короткая память, Фальеро! Вы что же, забыли о событиях нынешней ночи?
— Санта Репарата! Еще бы я забыл! Ничего я не забыл, Субрэй, а главное — что этой дьявольской ночью я обязан вам!
— Уж не воображаете ли вы часом, будто те два типа отказались от надежды до меня добраться?
— Я полагаю, они ушли?
— Вряд ли эти молодцы далеко отсюда… Они меня ждут. Так что заставить меня уйти, Фальеро, — это послать на верную смерть.
Санто, по-видимому, подобный исход нисколько не расстроил бы. Даже наоборот.
— Не хватало только, чтобы вы стали убийцей, Санто! — возмутилась Тоска.
— Об этом и речи быть не может… вы же знаете, Тоска… Но скажите, Субрэй, а вы уверены, что не преувеличиваете малость… просто чтобы пустить пыль в глаза Тоске, а? Ну зачем тем ребятам понадобилось вас убивать?
— Чтобы забрать мой кейс.
— Кейс? Вы что, смеетесь надо мной?
— Клянусь, мне совсем не до веселья.
— Но в конце-то концов, что за сокровища в вашем кейсе?
— Планы мотора, который вы делаете со своим дядюшкой.
— Что?!!
— Вы прекрасно слышали, Фальеро.
— Вы утверждаете, будто документы, украденные три месяца назад, у вас?
— Вот именно.
— Но в таком случае, Субрэй, это вы… вы…
— Украл их? И вы всерьез в это верите?
— По-моему, после того как вы…
— А вы, Тоска?
— Конечно, нет, Жак! Не знаю, как попали эти бумаги к вам, но в любом случае я убеждена, что вы не совершили дурного поступка!
— Спасибо, Тоска.
Полное взаимопонимание между его женой и французом невыносимо раздражало Фальеро. Он усмотрел в этом желание лишний раз поиздеваться над ним, тем более что, к величайшей своей досаде, видел, насколько Тоска любезнее с Субрэем по сравнению с ним.
— Все это очень красиво, но, когда вы закончите обмениваться комплиментами, может, синьор Субрэй снизойдет до объяснений, каким образом похищенные в лаборатории моего дяди документы попали к нему?
— Просто я ездил за ними…
— Куда же это? В Россию?
— Нет, в Марибор, если вас интересуют детали.
— И… и что сталось с ворами?
— А что обычно бывает со шпионами, не сумевшими выполнить задание?
— Да ладно! Все это — пустая болтовня! Вы-то тут при чем?
— Я сотрудник итальянской разведки.
Такое признание, сделанное совершенно спокойным тоном, глубоко потрясло обоих собеседников. Санто пришел в себя первым.
— Значит, вы шпион?
— Если угодно… И не будь я твердо намерен уйти в отставку, вы бы никогда об этом не узнали.
— Угрызения совести? Отвращение?
— Да нет, просто устал… а еще до сегодняшнего утра у меня оставалась надежда…
Тоска покраснела и опустила голову. Но Фальеро продолжал настаивать:
— Значит, те люди, которые напали на нас сегодня ночью…
— Мои коллеги из Англии и Америки.
— Наши союзники!
— В разведке не бывает ни союзников, ни друзей!
— А почему вы держите бумаги при себе?
— Потому что со вчерашнего дня пытаюсь добраться до человека, которому должен их передать. Но пока тщетно.
— И что же вам мешает?
— Слишком много желающих получить планы караулят на дороге.
— В любом случае Тоска наконец-то знает, что вы за тип на самом деле! Шпион… Да есть ли на свете что-нибудь хуже?
— Может, и так… но они нужны, хотя бы для того, чтобы исправлять ляпсусы неосторожных ученых! Ради того, чтобы ваше семейное изобретение не угодило в лапы Советов, мне пришлось три месяца жить в обнимку со смертью! Да еще прислушиваться к каждому шагу на лестнице — вдруг это полиция идет меня арестовывать? А в каждом случайном прохожем или попутчике, будь то на улице, в кафе или в поезде, видеть наемного убийцу, жаждущего за хорошие деньги отправить меня к праотцам… Три месяца подобного режима — это долго, синьор Фальеро, очень долго…
Тоска внимательно слушала. Теперь она отчетливо сознавала, что для нее теперь существует только Жак. И вот она разлучена с ним навеки, из-за того что усомнилась в его любви.
— Именно поэтому вы и молчали целых три месяца?
— Конечно… Меня отправили по следу похитителей как раз в тот вечер, когда я должен был вам позвонить, Тоска. Я не успел вас предупредить, а сейчас…
Она опустила голову:
— Простите меня!
К счастью, появление Эмиля разрядило атмосферу.
— Что угодно синьоре, чай или кофе?