Болотная царица

Вотъ что разсказалъ мн старый, одтый въ блую мантію, монахъ въ долгую безсонную ночь, когда мы вдвоемъ съ нимъ сидли на мшистой стн флорентинской Чертозы и смотрли на синій мракъ долинъ и большія звзды темнаго безлуннаго неба.

Было племя, былъ городъ, — великое племя, золотой городъ.

Вендъ былъ вождемъ города.

Народъ, которымъ онъ правилъ, — теперь забытый даже по имени, — жилъ здсь, между двумя теплыми морями, у подножья невысокихъ горъ, подъ синимъ шатромъ ласковаго неба. То былъ кроткій народъ пастуховъ и земледльцевъ, не вдавшій ни войны, ни междуусобій. Люди мирно обрабатывали поля, выгоняли

стада на пастбища и чтили боговъ. Таинственныя незримыя существа возвщали мудрымъ изъ народа свою волю шелестомъ дубравы, грохотомъ горныхъ потоковъ и теченіемъ небесныхъ свтилъ.

Было время, когда въ этотъ благословенный край пришло и осло въ немъ, какъ саранча, дикое воинственное племя. Одтые въ звриныя шкуры, покрытые, вмсто шлемовъ, ужасными мордами волковъ и медвдей, бородатые и длинноволосые дикари упали съ горъ на долины, подобно снгу изъ заблудившейся въ неб тучи. Они избили треть населенія, а остальной народъ обратили въ рабство.

Они заставили побжденныхъ выстроить по ущельямъ и на вершинахъ холмовъ крпкіе замки и заперлись за ихъ стнами, подлившись на мелкія дружины. Въ то время, какъ порабощенные туземцы гнули спину надъ черными пашнями или водили стада по зеленымъ горнымъ скатамъ, дикари-побдители слдили за ними со своихъ вышекъ, какъ ястреба, всегда готовые слетть въ долъ на добычу. И, когда они слетали, худо было стран: поля утучнялись кровью и мертвыми тлами, сотни юношей и двъ увозили горные мулы плнниками въ замки чужеземцевъ, а побдители справляли празднества въ честь новой удачи.

Но въ сред покореннаго народа было не мало людей мужественныхъ и гордыхъ. Они не захотли покориться игу чужеземцевъ и бжали изъ роднаго края въ далекія юго-восточныя горы. Тамъ бглецы жили нищенскимъ бытомъ звролововъ и пчелинцевъ: одинъ день сыты, два дня голодая. Тмъ не мене число ихъ съ каждымъ днемъ возрастало, и наконецъ ихъ собрались многія тысячи. Тогда они ршили возстать и сказали своимъ старйшимъ:

— Выберите изъ своей среды вождя, чтобы мы могли идти за нимъ съ мечомъ и огнемъ.

Но старйшины отвчали:

— Вотъ мы спрашивали боговъ и въ шум водъ, и въ полет птицъ, и въ звздныхъ путяхъ, но боги безмолвствуютъ. Знать, избранника нтъ между нами. Подождите, пока боги укажутъ его!

Въ одну ночь, когда верховный жрецъ бглецовъ крпко спалъ предъ очагомъ въ своей пещер, нкто шепнулъ ему на ухо:

— Встань, близится избранникъ, или ему на встрчу!

А когда жрецъ въ испуг сорвался со своего жесткаго ложа, отряхая сонъ отъ зницъ, въ отверстіе пещеры заглянулъ косматый звроловъ — начальникъ стражей ущелья, восклицая:

— Проснись, отецъ, потому что надъ горами видно великое чудо!

Большая, невиданная дотол, звзда возсіяла на далекой восточной черт, гд синее небо сходилось съ черными горами. Она была — какъ рубинъ въ рукоятк царскаго меча, а подъ нею висла широкая полоса свтящагося тумана. Звзда блистала такъ ярко, что освщала весь небесный просторъ, какъ смоляной факелъ освтилъ бы тсную хижину. Жрецъ долго стоялъ на обрыв предъ своею пещерой, вперивъ взоръ въ дивное явленіе и измряя мыслями его тайну. Потомъ сказалъ стражу звролову:

— Возьми головню съ очага и иди предо мною. Мы пойдемъ, куда зоветъ насъ звзда.

И, въ трепетномъ молчаніи, они вышли изъ горнаго гнзда бглецовъ и погрузились во мракъ спящихъ ущелій. Облака покрыли влагой ихъ плащи, колючія травы раздирали ихъ обувь, утесы торчали поперекъ ихъ дороги, какъ ночные великаны-грабители, неизмримыя пропасти развали вокругъ нихъ черныя бездны, полныя шумомъ дикихъ водопадовъ, Не разъ вскакивали съ ихъ пути хищные зври и, стоя въ сторон, жалобно выли, дивясь изъ темноты на красное трескучее пламя головни, которою размахивалъ предъ собою стражъ-звроловъ. И, когда изъ глубины ущелій, отъ потоковъ, потянуло предразсвтнымъ втромъ, когда изумрудное созвздіе Воза, перевернувшись къ зениту дышломъ, покатилось за горы, а новая звзда, въ предчувствіи денницы, стала быстро блднть и таять

на просвтлвшемъ бирюзовомъ неб, - жрецъ и звроловъ вышли изъ горъ на отлогій берегъ шумнаго моря. Запылала заря и — въ пн буйнаго прибоя — показала имъ юношу, безъ чувствъ распростертаго на груд камней и раковинъ. На чел юноши сіяла золотая повязка и мечъ съ золотою рукояткой сверкалъ у его бедра. Увидвъ это, жрецъ и звроловъ исполнились страха и благоговйно преклонились предъ юношей; онъ же, открывъ большіе глаза, синіе, какъ небо, смотрлъ на нихъ съ изумленіемъ и не понималъ, что они говорили ему, а они не понимали, что говорилъ онъ. Но такъ какъ юноша, ударяя руками себя въ грудь, много разъ повторилъ одно слово — «Вендъ», то жрецъ сказалъ:

— Кто бы ты ни былъ, о Вендъ! слдуй за нами, ибо звзды послали намъ тебя, чтобы ты поразилъ нашихъ враговъ и правилъ нами!

Шесть лунъ родилось и умерло; родилась и созрвала седьмая. Тогда жрецъ сказалъ стражу-звролову:

— Ударь въ щитъ, чтобы собрались люди и слышали, что скажетъ имъ Вендъ.

И, когда, на звукъ щита, сошлись горцы-бженцы, жрецъ вывелъ къ нимъ Венда изъ пещеры и сказалъ:

— Вотъ вождь, котораго вы просили у боговъ. Мы со стражемъ-звроловомъ нашли его въ первую ночь таинственной звзды, озаряющей востокъ. Шесть лунъ онъ былъ моимъ гостемъ, и я скрывалъ его въ своей пещер. Теперь возьмите его: онъ вашъ! — но преклонитесь предъ нимъ, ибо онъ избранникъ свтилъ, въ ночи блуждающихъ надъ нами по неизмннымъ небеснымъ путямъ.

Такъ какъ горцы очень изумились и молчали, то Вендъ выступилъ впередъ и сказалъ:

— Не для того скрывался я шесть лунъ въ жилищ мудрйшаго изъ васъ, о люди горъ, не для того учился вашему языку, чтобы теперь молчать предъ вами, кто я и какъ попалъ къ вамъ. Моя страна далеко — къ югу отъ вашей. У васъ тепло — у насъ жарко. У васъ растетъ пинія и магнолія — у насъ пальмы и бананы. У вашихъ горъ снгъ серебритъ только чубы на макушкахъ, наши уперлись головами въ небо и по поясъ опустили сдыя бороды. Имя этимъ горамъ — Небесныя; у подножія ихъ жилъ мой народъ — такіе же русые люди, съ блымъ тломъ и свтлыми глазами, какъ я, кого вы видите предъ собою. Вы называете меня Вендомъ. Это имя не мое, а моего народа, но, такъ какъ я одинъ между вами и мн не быть уже на родимой сторон, то пусть отнын Вендъ станетъ моимъ именемъ!

Я князь и сынъ князя своего племени. Мой пращуръ населилъ долины Небесныхъ горъ, — цвтущія долины, гд розы благоухаютъ надъ жемчужными ручьями, гд по вчно зеленымъ пастбищамъ бродятъ козы съ шерстью блою, какъ молоко, блестящею, какъ серебро, мягкою какъ пухъ, что осенью рождается въ воздух и летаетъ по втру. Сильный враждебный народъ сталъ напирать на насъ съ юга. Мы не захотли отдать ему свои розы, ручьи и козъ. Мы бились съ нимъ острыми мечами, но пришельцы задавили насъ, какъ лавина давитъ караванъ въ ущельи, смыли насъ съ лица земли, какъ наводненіе уноситъ хижину съ рчнаго берега. Неудержимо стремясь на сверъ, они остановились въ нашемъ краю лишь на одну зиму и потекли дальше; но и этого было достаточно: позади ихъ осталась кровь, трупы и пепелъ.

Когда минуло это великое несчастіе, мой отецъ, съ немногими уцлвшими отъ бойни, выступилъ изъ заоблачной пещеры, куда удалился онъ посл нашего пораженія, и сказалъ:

— Я дряхлъ и сдъ: мн уже не вкусенъ медъ, и дротикъ колеблется въ моей рук. Пала моя дружина, — дожди моютъ ея кости на дн долинъ. Мн въ пору только сожигать трупы и плакать у ихъ костровъ: умерла душа моя, не мн мстить врагамъ и возстановлять величіе вендовъ. Ты, сынъ мой, юноша; мышцы твои крпки, и умъ полонъ смлыми помыслами. Иди на сверъ! Тамъ найдешь ты пустынный край — границу земли и снга. На полноводныхъ ркахъ, прорзывающихъ дремучіе лса и необозримыя степи, живетъ тамъ обильный, одноплеменный намъ, народъ. Пади къ ногамъ его старйшинъ, и пусть они, великіе Ваны, примутъ на себя обиду, которою поразили насъ, ихъ братьевъ, жестокіе Азы!