Болотная царица
Шрифт:
Кони стали. Три рога загремли въ ночной тишин. Эхо загрохотало по холмамъ. Звуки его домчались и въ Золотой городъ. У тысячъ жителей дрогнули сердца, потому что молва о вызов Венда разошлась уже между народомъ, и вс поняли, что значитъ этотъ грозный призывъ.
Еще… и еще… Трижды трубили богатыри, но трижды имъ не было отвта съ вершины холма.
— Явное дло, братья, врагъ ушелъ, и мы ждемъ отклика отъ пустого мста, — воскликнулъ богатырь-убійца льва, и товарищи согласились съ нимъ.
Но, когда луна поднялась и поблднла, ночь изъ черной сдлалась синею, и
— Витязь! Мы трое — послы къ теб отъ Венда, царя Золотого города. Дозволь намъ говорить съ тобою. Коней и оружіе мы оставимъ у подножія холма по посольскому обычаю нашей страны, и врь, что мы не нападемъ на тебя измной. Можемъ ли мы приблизиться къ теб безъ боязни, что ты поразишь насъ?
Морякъ замолкъ… Мсяцъ доплылъ до облака и нырнулъ въ его глубь; небо потускло; втеръ нежданнымъ порывомъ коротко свистнулъ въ ущельи; ночная птица гд-то крикнула… Наконецъ послышался отвтъ — какъ будто издалека, глухой, сиплый, но такой могучій, словно весь холмъ вздохнулъ глубиною своей песчаной груди:
— Идите!
Богатыри поднялись на холмъ, поклонились всаднику и подивились его росту, коню и тяжелому оружію. Они хотли взглянуть ему въ лицо, но черная стальная стка висла у него съ шелома на грудь, спину и плечи. Кольчатая рубаха, кольчатыя рукавицы, кольчатая обувь: весь всадникъ былъ — какъ выкованный изъ стали. Напрасно привтствовали его богатыри: онъ не отвтилъ имъ ни словомъ, ни наклоненіемъ головы. Богатыри сли на песокъ, и такъ заговорилъ первый изъ нихъ — убійца льва:
— Мы привезли теб вызовъ на смертный поединокъ отъ нашего вождя, старца Венда. Будь на разсвт у городскихъ воротъ. Вождь встртитъ тебя и сразится съ тобой за обиженный тобою народъ, какъ нкогда сразился онъ съ Азами и уничтожилъ ихъ. Если же ты силой чаръ или оружія побдишь нашего государя, то не одинъ онъ богатырь въ своемъ народ! Я первый…
Но — на этомъ слов — затрепеталъ богатырь; голосъ его прервался, и онъ впился безумными отъ испуга очами въ ночную тьму, которая, за спиной всадника, была какъ будто и гуще, и туманне, чмъ всюду. Слыша, что товарищъ умолкъ, не скончавъ рчи, — богатырь-морякъ подумалъ: «врно, ороблъ!» и продолжалъ, за него:
— Нашъ вождь и вс мы въ Золотомъ город — дружина и народъ — одно тло. Не знаемъ, одолешь ли ты васъ, но, если и одолешь, дорого станетъ теб побда. Грудью пойдетъ дружина Венда на твои чары, и вотъ эта, привычная къ битвамъ съ людьми и моремъ, грудь будетъ первою, которую ты встртишь въ бою…
Но тутъ и морякъ оборвался на слов: очи его расширились, волосы на голов зашевелились, колна задрожали, и зубы застучали, какъ у лихорадочнаго. Замтивъ это, третій богатырь всталъ съ земли и, закрывъ глаза рукой, чтобы подобно товарищамъ, какъ предположилъ онъ, не увидать чего-нибудь страшнаго, спросилъ:
— Что же прикажешь ты передать Венду?
И опять раздался голосъ, подобный вздоху песчанаго холма:
—
На обратномъ пути къ Золотому городу третій богатырь спросилъ:
— Братья! что было съ вами? отчего вы такъ странно замолкли?
Убійца льва сказалъ:
— У меня открылись очи на невидимое. Знай, братъ: всадникъ не одинъ на холм. За нимъ видлъ я великое полчище образовъ, блдныхъ, страшныхъ, искаженныхъ судорогами смертельной муки. И въ полчищ этомъ былъ… мой покойный отецъ. Онъ рыдалъ, ломалъ руки и длалъ мн знаки, чтобы я замолчалъ… О, братъ! слово само застыло у меня на устахъ!
Морякъ сказалъ:
— Я видлъ то же самое… и своего старшаго брата Арна. Лицо его было бло, какъ известь, а на лбу краснла рана, что привела его къ погребальному костру. Далеко, на счастливыхъ островахъ великаго моря, за столбами Мелькарта, убили брата черные люди; а вотъ въ эту ночь онъ предсталъ предо мною здсь на гор и, рыдая, молилъ меня взглядомъ и движеніями, чтобы я не раздражалъ чернаго всадника.
— Братья! воскликнулъ третій богатырь, — у кого же были мы, кого видли, если онъ творитъ такія чудеса?
— Это волшебникъ! сказалъ убійца льва.
— Это злой духъ! сказалъ морякъ.
— Это сама смерть! подумалъ третій богатырь.
Вендъ ждалъ возвращенія богатырей въ своей опочивальн. Безсонный лежалъ онъ на лож, блуждая въ темнот открытыми глазами, и думалъ объ умершемъ сын и о своемъ народ, но не плакалъ и крпко сдерживалъ накипвшія въ сердц слезы, потому что боялся ослабить рыданіями силу своихъ мышцъ предъ утреннимъ поединкомъ. Молча выслушалъ онъ пословъ и отвернулся отъ нихъ лицомъ къ стн. Предъ разсвтомъ оруженосецъ вошелъ въ опочивальню, чтобы разбудить Венда, но нашелъ его уже вооруженнымъ: со шлемомъ на голов и съ мечомъ у бедра.
— Вождь! замтилъ онъ: разв нтъ у тебя лучшаго меча? Ты препоясалъ свой старинный мечъ, выкованный изъ плохой стали неискусными руками грубыхъ горныхъ кузнецовъ.
— Да! возразилъ онъ. — Но не бойся: его не съла ржа, и онъ по рук мн, какъ въ дни юности. Имъ когда-то поразилъ я Азовъ; имъ сослужу я послднюю службу своему народу. Духъ живетъ въ моемъ старомъ меч, - вщій духъ любви, чести и свободы, и горе тому, противъ кого возстаетъ этотъ духъ! Врую въ него, и не надо мн лучшаго меча! Сдлай мн коня, и — смло на врага!
VII
Блый туманъ лежалъ на горахъ, долин и стнахъ Золотого города. Вс зубцы на стнахъ были усяны людьми, пришедшими видть поединокъ, но напрасно они искали своего царя въ молочной мгл разсвта. Только его серебряный рогъ звучалъ гд-то подъ стной, въ бездн тумана, вызывая отвтные трубные звуки на песчаномъ холм. На дальней вершин загорлась золотая точка; къ ней, какъ стрлы къ цли, полетли лучъ за лучомъ еще не виднаго въ долин, но уже взошедшаго за ея крутыми границами, солнца. Горные скаты и обрывы расцвтились румяными пятнами. Въ зыбкіе клубы тумана посыпались розы, серебро, золото и драгоцнные камни. Молочная мгла заволновалась и стала таять, осдая росою къ земл или всплывая паромъ къ легкимъ облакамъ лазурнаго поднебесья.