Болотные робинзоны
Шрифт:
— Калтоску, — повторила Наталка.
— Есть! — договорили они дружно и придвинулись к костру, поближе к Саше: Гришаки они немножко побаивались.
Услышав разговор детей, из избушки вышла бабушка Ульяна.
— Вот и хорошо, — проговорила она. — Сейчас картошки напечём да наварим и поужинаем. А Манька где? На ночь и её в хату заберём, чтобы нас волки без молока не оставили.
Солнце почти спряталось за верхушки сосен, когда вся семья расположилась ужинать у костра. В ведёрке дымилась картошка, на листе лопуха лежала щепотка крупной соли, а
С ужином быстро покончили. Маленький Ванятка крепко заснул в хате на нарах. Близнецы, сытые и пригретые теплом от костра, прикорнули тут же на тёплой земле. Саша помог бабушке Ульяне отнести их в избушку, привязал Маньку к ножке стола, залил водой тлеющие головешки и очень обрадовался, когда бабушка Ульяна, наконец, сказала:
— Ладно, Сашок, давай уж и мы с тобой ляжем.
Дверь, подлаженная дедом Никитой, легко повернулась на деревянных шпеньках, и бабушка Ульяна задвинула её изнутри тяжёлым деревянным засовом. Теперь можно было спать спокойно: человек не найдёт их хату, а зверь не сможет в неё пробраться.
Ложась на пол около бабушки Ульяны, Саша нашёл её руку и застенчиво поцеловал. Старушка молча обняла рукой его голову и тоже крепко поцеловала. Через минуту, измученные горем, усталые, все в хате крепко спали. Ворочалась и тяжело вздыхала одна бабушка Ульяна.
Глава 7
АНДРЕЙКА!
Утром Саша, открыв глаза, не нашёл около себя бабушки Ульяны. Манька тоже исчезла. Сквозь открытую дверь в хату тянуло свежим утренним воздухом. В одну минуту Саша натянул курточку и выскочил на лужайку. Посредине её по-вчерашнему горел костёр, над ним кипело что-то в ведёрке, а бабушка Ульяна с горшочком в руках вертелась возле Маньки, которая была привязана к колышку.
— А ну, постой, а ну, постой немножко, — уговаривала она упрямую козу, но та так ловко поворачивалась, что бабушка всюду натыкалась на её рогатую голову.
Саша быстро подтянул Маньку к себе и крепко взял её за рога.
— Готово, бабушка, — весело сказал он.
Коза сердито попробовала помотать головой, но, убедившись, что вырваться не удастся, притихла.
— Вот и ладно, вот и ладно, — говорила бабушка Ульяна, подсаживаясь к ней. — Вот и… — Бац! Манькина покорность оказалась хитростью. Опустив голову, она неожиданно брыкнула так ловко, что пустой горшочек, выбитый из бабушкиных рук, покатился по траве.
— Я, бабушка, сейчас — раздался детский голос, и Маринка в одной рубашонке выбежала из дверей. — Манька, Манька моя, — ласково звала она, протягивая руки. И упрямая коза тотчас же подошла, упёрлась лбом в белую рубашку и успокоилась. — Вот и доить теперь можно, — сказала Маринка и почесала козу за чёрным ухом. — Мы её с мамкой всегда так доили, — добавила она тихо и обняла рогатую голову.
Близнецы, держась за руки, стояли около бабушки. Каждый засунул в рот указательный палец свободной руки и с большим интересом следил, как быстро наполняется горшочек в бабушкиных умелых руках.
В ведёрке вдруг так бурно забулькало, что вода полилась через край.
Близнецы разом повернули головы и, не выпуская пальцев изо рта, прислушались.
— Калтоска… — произнёс невнятно Павлик и посмотрел на Наталку. Оба радостно засмеялись.
— Сейчас есть будем, сейчас! — отозвалась бабушка Ульяна и, осторожно поставив горшочек на ровное место, нагнулась над ведром и потыкала щепкой толстую картофелину. — Сейчас доспеет. А ну, Гришака, зови деда, пока картошка горячая.
Дождавшись, когда все собрались у костра, бабушка Ульяна высыпала картофелины на полотенце и сказала со вздохом:
— Что коня без отдыха гонять, — скоро съездится, то и нашей картошки по три раза на день — ненадолго хватит.
— Ещё сходить надо, — отозвался дед Никита, аккуратно подбирая с ладони рассыпчатую картошку. — Нога у меня только вот…
— Сходим, дедушка, — с готовностью откликнулся Саша и положил очищенную картофелину обратно на полотенце, как будто сразу собрался бежать. — А если у тебя нога болит, я даже… я даже один могу сходить, — выпалил он для самого себя так неожиданно, что и сам растерялся.
Но дед Никита сердито тряхнул головой и подальше закинул на плечо бороду.
— Вместе пойдём, — сказал он, тяжело поднимаясь с земли. — Хоть и метки на дорогу положены, а ты не очень хвастай, не любит она этого, топь-то!
Маринка собрала картофельную шелуху в пустой горшок, и близнецы, внимательно следившие за ней, разом протянули руки и взялись за края горшка.
— Сами, — начал Павлик.
— Дадим, — договорила Наталка и, переваливаясь и дёргая горшок в разные стороны, они направились к колышку, у которого Манька сердито трясла головой, стараясь сбросить с рогов крепко привязанную верёвку.
— Долго не ходите, — сказала бабушка Ульяна, обращаясь к деду Никите и Саше. Губы её задрожали, и она на минуту замолчала. — Да по сторонам лучше смотрите, не то пропадёте, и малые мои тут пропадут: не сберегу их я, одна-то…
Саша подошёл и крепко обнял её.
— Хорошая ты какая, бабушка, — проговорил он, — как мама. Она тоже всё о других думает.
— А про кого же мне думать-то? — искренне удивилась бабушка Ульяна. — Вот вам мешки, верёвку Манькину тоже возьмите, за ней днём и так ребята доглядят, а вам сгодится.
Спускаясь с холма на зелёный зыбкий мох, Саша вёл себя увереннее. Многочисленные отметки на тощих сосенках смотрели, точно дружеские глаза, предупреждая об опасности, и, глядя на них, Саша уже не чувствовал себя таким беспомощным, как в первый раз.
Он готов был верить, что страшная Андрюшкина топь почти подружилась с ним, и с трудом сдерживал шаг, так как видел, что дед Никита едва за ним поспевает.
— По хоженому иди, — предупреждал старик, тяжело налегая на палку. — Хоженое, оно теперь нам друг, нас метками привечает. А нехоженое злыми окнами стережёт.