Большая дорога
Шрифт:
— Нет, ты не человек, — говорил Турлычкин, шагая позади немца, забыв о том, что тот не понимает его, — и я убью тебя. Ты опоганил мою душу… И я ненавижу тебя вдвойне за то, что ты обесчестил высокое и гордое имя — Человек…
Турлычкин выстрелил и, не глядя на то, что лежало у ног его на траве, быстро, почти бегом, пошел прочь, задыхаясь от острого запаха гниющих яблок, усеявших землю.
Турлычкин попросил у Маши воды и долго мыл руки. Он как-то сразу постарел и стал не похож на того могучего парня, который ворочал
Теперь сама Маша ощутила всем своим существом тяжесть душевной ноши, которую возложила на нее судьба.
Маша отправилась в Шемякино в дождливую августовскую ночь. В сопровождении военного с одним кубиком на петлицах она дошла до переднего края дивизии. Они долго искали землянку командира роты Комарикова. Военный с кубиком на петлице сказал Комарикову, указывая на Машу, что эту женщину нужно пропустить через линию обороны, а через два дня ждать ее возвращения.
— Дегтярев! — крикнул Комариков в темноту.
Послышались быстрые шаги, и Маша, замирая от радости, услышала знакомый голос:
— Боец Дегтярев явился по вашему приказанию, товарищ комроты!
Было темно, фигура Дегтярева смутно чернела в трех шагах, и Маше хотелось прикоснуться к нему рукой.
— Доведете женщину… вот тут она стоит, — сказал Комариков зевая, — до нашего боевого охранения, и пусть идет, куда ей надо.
Дегтярев удивленно взглянул на неясную женскую фигуру и сказал:
— Идите за мной.
Под ногами попадались какие-то кочки, Маша споткнулась и невольно схватилась за руку Владимира.
— Осторожней, здесь ямы, — сказал Владимир и вдруг почувствовал необъяснимое волнение.
— Это я, — тихо прошептала Маша, сжимая его руку.
— Куда же ты? — спросил Владимир и, уже задавая этот вопрос, догадался, куда и зачем идет Маша.
— Я скоро вернусь… Через два дня… Жди меня. Я буду переходить здесь, — шептала Маша.
Держась за руки, они дошли до кустов, где их кто-то окликнул. Скоро Маша скрылась в густой тьме, но Владимир еще долго стоял и смотрел в том направлении, куда она пошла. Там, вдали, вспыхивали яркие звезды ракет и время от времени раздавался тревожный прерывистый стук пулемета, напоминавший захлебывающийся лай злого цепного пса.
И, глядя на эти вспышки, Маша уверенно шла по овражку, который тянулся до самого Шемякина. Этим овражком она не раз ходила, сокращая путь из Шемякина в Спас-Подмошье. Она не испытывала страха, может быть, потому, что не представляла себе всей опасности порученного ей дела: она видела пока только одного фашистского солдата, которого допрашивал генерал. Но этот жалкий человечек не мог внушить ей страха.
В Шемякино она пришла на рассвете и постучалась в окно. Татьяна открыла дверь и ахнула, увидев Машу.
— Машенька! — шепотом воскликнула
И Маше показалось, что Татьяна не рада ее приходу: такая тревога была на лице подруги.
Татьяна обняла Машу и увела в маленькую каморку, где не было окон.
— А я так порадовалась, что ты в Подмошье и тебе не пришлось еще хлебнуть горя, — сказала она, прижимаясь дрожащим телом к Маше. — А мы-то уж натерпелись тут… — на глазах ее выступили слезы. — Павлика убили…
— Шапкина убили? За что? — вся холодея, спросила Маша.
— Стали выгонять на окопы, а он и говорит: «Не стану я рыть окопы для врага моей Родины…»
«Какой смелый… герой!» — воскликнула про себя Маша, с ужасом думая, что вот она — слабый, обыкновенный человек, не способный на подвиг.
Татьяна рассказала, что весь народ немцы выгоняют с утра рыть окопы и заставляют работать без отдыха весь день. Она показала руки свои в кровоточащих ранах от лопнувших мозолей.
— Один только Яшка ничего не делает, ходит да посмеивается. Слыхать, он на немцев согласился работать, мерзавец… Напрасно ты пришла, Машенька. Увидит он тебя и опять начнет приставать. Теперь от него не избавишься, — сказала Татьяна, с жалостью глядя на Машу.
Отправляясь в Шемякино, Маша так поглощена была думами о том, как лучше всего выполнить задание генерала, что совершенно забыла о Яшке. Она намеревалась жить в Шемякине так, как жила раньше, открыто, чтобы видеть все, что делается вокруг. Теперь этот план рушился из-за Яшки. Конечно, показываться ему на глаза нельзя: он начнет приставать. Но и сидеть в этой каморке бессмысленно: она ничего не узнает и не выполнит задания.
— И зачем ты только пришла, несчастная ты, Машенька! — с болью проговорила Татьяна. — Ну зачем, скажи?
— Тоска одолела, Таня… Сжилась я с вами, — сказала Маша, помня, что даже Татьяне, своему лучшему другу, она не может открыть тайну. Нужно было лгать, а лгать Маша не умела: в этом не было раньше нужды. Она привыкла жить с открытой для всех душой. У нее было одно общее со всеми шемякинцами дело. И вся жизнь ее протекала среди людей, от которых не нужно было таиться. Теперь она пришла в другой, чужой мир и должна обманывать всех: и немцев, и Татьяну, и Яшку…
«Да да… и Яшку обману», — вдруг подумала она с радостью.
— Ничего плохого мне не сделает Яшка, — сказала Маша. — Все-таки любит он меня… — Она помолчала, собираясь с силами, чтобы сказать самое страшное. — А потом, может быть, и я была неправа. Гнала его от себя, озлобила. Ведь он тоже человек…
— Гад он! — с возмущением сказала Татьяна. — Не успели немцы ввалиться в деревню, он к ним, хвостом виляет, как пес… Предатель!
— Вот я и попробую объяснить Яшке, что он скверно поступает, что это предательство…
— Ой, Машенька, да неужто ты не знаешь его? Он же зверь бешеный! — прошептала Татьяна.