Большая грудь, широкий зад
Шрифт:
Сыма Ку помедлил, а потом пнул его в зад. Вэй так и покатился, но быстро вскочил на ноги и дал стрекача, как заяц. Вскоре с дороги, ведущей в деревню, послышались его лающие крики:
— Ловите Сыма Ку! Предводитель Хуаньсянтуань [137] Сыма Ку вернулся! Ловите Сыма Ку…
Сыма Ку поднял Сыма Ляна с Ша Цзаохуа и помог встать матушке. Та вся дрожала:
— Ты… ты человек или дух?
— Тёща, уважаемая… — Сыма Ку судорожно вздохнул, но тут же взял себя в руки.
137
Хуаньсянтуань —
— Папа, это правда ты?! — вскричал Сыма Лян.
— Я, сынок. А ты молодцом! Есть ли ещё кто дома, уважаемая тёща?
— Да до вопросов ли тебе? — озабоченно проговорила матушка. — Беги быстрее!
Со стороны деревни донеслись тревожные звуки гонга и одиночные винтовочные выстрелы.
Схватив У Юньюя за шиворот и чётко выговаривая каждое слово, Сыма Ку произнёс:
— А ты, грязный подонок, передай всему этому черепашьему отродью в деревне: если кто посмеет обидеть моих родственников, я, Сыма Ку, всю семью его под корень изведу, ни курицы, ни собаки не оставлю! Запомнил мои слова?
— Запомнил, запомнил… — пролепетал У Юньюй.
Сыма Ку убрал руку, и Юньюй мешком свалился на землю.
— Беги давай! Господи… — От волнения матушка даже ладошкой по плечу его хлопнула, так ей хотелось, чтобы он побыстрее скрылся.
— Отец, я с тобой… — захныкал Сыма Лян.
— Сынок, дорогой, — вздохнул Сыма Ку, — ты с бабушкой останешься.
— Отец, умоляю, возьми меня с собой… — канючил Сыма Лян.
— Не задерживай отца. Лян Эр, — рассердилась матушка. — Сейчас же отпусти его!
Сыма Ку встал перед матушкой на колени и торжественно поклонился до земли.
— Матушка! Вам вручаю дитя своё! Я, Сыма Ку, в долгу перед вами. В этой жизни мне его, похоже, не оплатить, но погодите — верну в следующей!
— Не досмотрела я за дочками твоими, — вновь запричитала матушка, — уж не держи на меня зла…
— Вы здесь ни при чём. За них я уже отомстил.
— Ступай, ступай же, — волновалась матушка. — Бежать тебе надо, схорониться подальше. А вот месть обидчику приведёт к мести ещё большей…
Сыма Ку бегом направился к печи, и когда появился вновь, на нём уже была накидка из камыша, пулемёт в руках и множество поблёскивающих пулемётных лент. В один миг он исчез среди шуршащих стеблей гаоляна.
— Помни, что я тебе сказала: схоронись подальше и не убивай всех подряд!
Над полем гаоляна снова повисла тишина. Землю заливал поток лунного света. Со стороны деревни волнами докатывались голоса.
Вэй Янцзяо привёл целую толпу ополченцев с фонарями, факелами, карабинами и пиками с красными кистями под началом районного уполномоченного службы безопасности. Они высыпали на площадку перед печью и с грозным видом окружили её. Уполномоченный Ян залёг со своей пластмассовой ногой за одной из куч кирпича и направил в сторону печи жестяной рупор:
— Сыма Ку! Сдавайся! От нас не убежишь!
Кричал он довольно долго, но ответа не последовало.
Вытащив револьвер, он прицелился в зияющий чернотой свод печи и выстрелил пару раз. Пули ударились в камень и откликнулись звенящим эхом.
— Гранаты сюда! — обернулся Ян к ополченцам.
Один подполз к нему, как ящерица, и передал пару гранат. Ян отвинтил крышку на ручке, выдернул кольцо, которое осталось у него на пальце, швырнул гранату в печь и поспешно вжался к землю. Прогремел взрыв. Уполномоченный тут же бросил ещё одну гранату. Грохот взрывов раскатился далеко вокруг, и над печью опять повисла тишина. Он схватился за рупор:
— Складывай оружие, Сыма Ку, и останешься жив! Мы пленных не обижаем! — В ответ ни звука, слышалось лишь стрекотание сверчков да громкое кваканье лягушек в канаве.
Осмелев, Ян встал с рупором в одной руке и пистолетом в другой и, крикнув: «За мной!», шагнул вперёд. За ним, пригнувшись, последовали двое храбрецов — один с карабином, другой с пикой. Протез уполномоченного скрипел на каждом шагу, а сам он клонился в сторону. Они беспрепятственно проникли в старую печь и вскоре выбрались оттуда.
— Вэй Янцзяо! — взревел уполномоченный. — Ну и где же он?
— Небом клянусь, из этой печи вылез! Не верите, у них вон спросите!
— Точно он? — зло уставился уполномоченный на У Юньюя и Го Цюшэна. Дин Цзиньгоу валялся на земле без сознания. — Не обознались?
— Похоже, он… — с опаской покосился в сторону гаоляна У Юньюй.
— Один он был? — продолжал расспрашивать Ян.
— Один…
— Вооружён?
— Вроде, да… Пулемёт в руках… Патронами увешан с головы до ног…
Не успел У Юньюй произнести эти слова, как уполномоченный и взвод ополченцев попадали на землю кто куда, как подкошенные.
Глава 33
Выставку наглядной агитации по классовой борьбе устроили в церкви. Длинная колонна учеников подтянулась ко входу, и тут вдруг, как по команде, все громко разревелись. От плача сотни детей — даланьская начальная школа к этому времени уже расширилась и стала основной для всею Гаоми, — казалось, разрыдалась сама улица. На каменных ступенях при входе в церковь стоял новый директор школы. С явно неместным произношением он громко увещевал:
— Дети, дети, успокойтесь, держите себя в руках! — Он вытер глаза серым носовым платком, потом звучно высморкался.
Дети умолкли, по одному зашли в церковь вслед за учителями и выстроились рядами у стены в специально очерченном мелом квадрате. Вся церковь была увешана картинками, нарисованными цветной тушью, с пояснительной надписью под каждой. Рядом, с указками в руках, стояли женщины-комментаторы.
Начала объяснения наша учительница музыки Цзи Цюнчжи. За избиение ученика она была сурово наказана, и её когда-то красивые большие глаза теперь безжизненно застыли на унылом, пожелтевшем лице. На возвышении, с которого прежде проповедовал пастор Мюррей, стоял недавно назначенный начальник района с «маузером» на бедре. Цзи Цюнчжи, указывая на рисунки, зачитывала подписи под ними, старательно выговаривая слова по-пекински.