Большая грудь, широкий зад
Шрифт:
Брадобрей с небольшим деревянным чемоданчиком в руках вошёл в камеру смертника с опаской. Кое-как побрив Сыма Ку голову, он приступил к бороде. Когда полдела было уже позади, он поранил ему бритвой щёку, оставив глубокий порез. Сыма Ку взвыл, да так, что брадобрей с перепугу выскочил за дверь и спрятался за двух вооружённых охранников.
— У этого парня волосы пожёстче свиной щетины будут, — оправдывался он, демонстрируя им треснувшее лезвие бритвы. — Бритва и та не выдерживает. А борода ещё жёстче, просто щётка из проволоки. К тому же он всё время ци [146]
146
Ци — активная субстанция, часть всего живого, жизненная энергия: основополагающее понятие в традиционной китайской медицине и боевых искусствах.
Он сложил свои принадлежности и вознамерился уйти.
— Ты что, сукин сын, хочешь, чтобы я появился перед земляками побритый наполовину?! — гаркнул Сыма Ку.
— У тебя бородища и так жёстче некуда, — парировал брадобрей, — а ты ещё и ци на неё собираешь.
Сыма Ку не знал, смеяться ему или плакать:
— Паршивец ты этакий! Ведь это всё равно что плыть по реке и винить птиц, будто они речную траву развели. Я и знать не знаю, как это — ци собирать.
— А что ты тогда бормочешь? — нашёлся брадобрей. — Я ведь слышу, не глухой.
— Ну и паскуда ты! — взорвался Сыма Ку. — Это у меня от боли дыхание перехватывает.
— Такая работа не годится, почтенный, — вмешался охранник. — Поднапрягись и добрей.
— Да не буду я брить его! Поищите кого-нибудь получше меня.
— Мать его, — вздохнул Сыма Ку. — И где только вы откопали этого неумёху. Снимите наручники, парни, сам побреюсь.
— Э, нет! — решительно заявил охранник. — А ну как ты воспользуешься этим и совершишь нападение, побег или самоубийство? Вся ответственность на нас ляжет.
— Позовите тогда того, кто у вас здесь за всё отвечает, мать вашу! — взревел Сыма Ку и стал колотить наручниками по решётке окна.
Примчалась женщина, офицер службы безопасности:
— Чего буяним, Сыма Ку?
— Ты только глянь на меня! Полбороды сбрил и упёрся: не буду, говорит, дальше брить, больно жёсткая. Ну куда это годится!
— Никуда не годится, — согласилась та и похлопала брадобрея по плечу: — Почему не добриваешь?
— Щетина слишком жёсткая, а ещё он на бороду ци собирает…
— Ети твоих предков, я у него ещё и ци собираю!
В оправдание брадобрей предъявил треснутую бритву.
— Ну вы хоть раз возьмите на себя смелость, — обратился к женщине Сыма Ку, — снимите с меня наручники, сам побреюсь. Может, это моя последняя в жизни просьба.
Сотрудница службы безопасности принимала участие в операции по его поимке. Поколебавшись, она коротко бросила охраннику:
— Сними с него наручники.
Охранник выполнил приказ, но тут же испуганно отошёл. Сыма Ку потёр распухшие запястья и протянул руку. Женщина взяла у брадобрея бритву и передала Сыма Ку.
Тот принял бритву и спросил, вглядываясь в чёрные виноградины её глаз под густыми бровями:
— Неужто не боишься, что я нападение совершу, побег или самоубийство?
— Тогда ты уже будешь не Сыма Ку! — усмехнулась она.
— Вот уж не думал, что лучше всех меня поймёт женщина! — с чувством вздохнул Сыма Ку.
Она смотрела на него, презрительно улыбаясь.
Сыма Ку с вожделением впился глазами в твёрдо сжатые алые губы, потом перевёл взгляд на высоко вздымавшуюся под кителем грудь:
— А титьки у тебя немаленькие, сестрёнка!
Та аж зубами скрипнула от досады и стыда:
— Тебе жить осталось всего ничего, злыдень, а всё ветер в голове!
— Сестрёнка, — со всей серьёзностью продолжал Сыма Ку, — я за жизнь столько женщин оприходовал! Одна вот печаль — с коммунисткой не довелось.
Рассвирепев, та влепила ему звонкую пощёчину, да так, что с балки пыль посыпалась. А он, нагло ухмыляясь, продолжал как ни в чём не бывало:
— Одна из моих младших своячениц как раз коммунистка, позиция у неё твёрдая, грудь пышная…
Побагровев, сотрудница плюнула Сыма Ку в лицо и прошипела:
— Гляди, как бы я тебе всё хозяйство не отчекрыжила, пёс блудливый!
Из этих воспоминаний его вырвал горестный вопль Сыма Тина. Несколько дюжих ополченцев, ухватив старшего брата под руки, выволакивали его из толпы зрителей.
— Наговоры это всё, напраслина… У меня заслуги, он давно никакой мне не родственник… — слёзно причитал Сыма Тин, но никто и внимания не обращал на его стенания.
Сыма Ку печально вздохнул, в душе у него поднималась жалость. Всё же этот человек был ему верным, преданным старшим братом, в трудную минуту всегда держал его сторону, хотя нередко и нёс всякую чушь. Сыма Ку вспомнил, как много лет назад, ещё подростком, отправился со старшим братом в город взыскивать долги. Они шли мимо «переулка помады», и тут брата увлекла за собой целая толпа размалёванных девиц. Когда он снова появился, в кошеле у него было хоть шаром покати. «Братишка, — попросил он тогда, — вернёмся домой, отцу скажем, что по дороге разбойники напали». А в другой раз, когда на праздник середины осени [147] брат напился и пошёл по бабам, его раздели догола и подвесили на большом рожковом дереве. «Брат, спасай скорей своего старшего, сними меня отсюда!» — кричал он, а у самого голова вся в крови. При этом на вопрос: «Что случилось, брат?» — этот юморист ответил: «Понимаешь, братишка, маленькой голове всласть, а большую на плаху класть».
147
Праздник любования полной луной, приходится на пятнадцатый день восьмого месяца (полнолуние) по китайскому календарю, что примерно соответствует второй половине сентября. Традиционное угощение — лунные пряники (юэбин).
Ноги у Сыма Тина подгибались, он даже стоять не мог, и тут к нему обратился один из деревенских ганьбу:
— А ну отвечай, Сыма Тин, где ценности Фушэнтана зарыты? Не скажешь, той же дорожкой, что и брат твой, отправишься!
— Какие ценности, нету никаких ценностей! Ещё когда землю перераспределяли, всё вокруг на три чи перекопали! — завопил Сыма Тин.
— Перестань скулить, брат, — бросил Сыма Ку.
— Из-за тебя все мои беды, сволота! — накинулся на него Сыма Тин.
Сыма Ку лишь горько усмехнулся и покачал головой.