Большая интрига
Шрифт:
Мобрей пытался убедить себя в том, что его опасения были напрасны. Демарец был слишком туп и ограничен, чтобы работать шпионом.
— Вы не знаете, Жюли, — спросил он как бы невзначай, — чем занимался Демарец до своего приезда на Мартинику?
— Знаю. Он был слугой в семье дю Парке. Кажется, у мадам Миромениль.
Он с облегчением почувствовал, как улетучиваются его последние опасения и сомнения. Но как бы то ни было, шпион Демарец или нет, он при первом же случае свое получит. Реджинальд подождет того момента, когда Демарец снова задержится у дверей его комнаты, и тогда слуге не сдобровать.
— Милая
Она лукаво улыбнулась и внезапно спросила:
— Шевалье, а что, ваша лошадь по-прежнему хромает?
— К чему этот вопрос?
— Да так. Просто я вспомнила одну поездку с вами и лошадь, которая хромала. Вы даже часто останавливались, чтобы дать ей время передохнуть.
Он сразу вспомнил свой первый приезд на Мартинику. Особенно тот момент, когда после бурно проведенной ночи в объятиях Мари, он встретил служанку Жюли и сразу же почувствовал к ней вожделение.
Он хитро улыбнулся. Она даже не догадывалась о его намерениях, когда он схватил ее за оба запястья и попытался поцеловать.
Эта игра понравилась Жюли, потому что она всегда была готова уступить. К тому же эта схватка с шевалье ее даже несколько возбудила. Однако она тогда так ловко отвернула голову, что было видно, что она не в первый раз сопротивляется мужчине, при этом так, что не сразу поймешь, сопротивляется она его настойчивости или завлекает его.
Однако сегодня она была неумолима. Мобрей смирился с неудачей и сказал:
— Вы мне напомнили поведение Анны Австрийской несколько лет тому назад в епископском саду в Амьене. Сначала она кинулась в объятия герцога Букингемского, в которого была безумно влюблена, а когда дело приняло серьезный оборот, она вдруг принялась кричать и звать на помощь.
— Лично я считаю, — с уверенностью сказала Жюли, — что этот крик королевы является доказательством того, что она вовсе не любила герцога.
— Скорее всего, — ответил он, — королева закричала от того, что герцог слишком медлил!
В это время он выпустил ее, но, спохватившись, снова пошел в наступление. Вполне возможно, что на этот раз он получил бы свое, если бы в этот момент не раздался орудийный салют из сотен пушек, от которого затряслась земля и Горный замок.
Несмотря на свою невозмутимость, Реджинальд вздрогнул и забыл о Жюли. Служанка тоже вздрогнула, но первая пришла в себя.
— Шевалье, — воскликнула она со смехом, — вы испугались! Но это же просто форт отдает нашему несчастному генералу последние почести.
Он не дослушал ее фразы до конца, так как и сам догадался. На его лице вновь появилась игривая улыбка:
— Я схожу в свою комнату, Жюли, за морской подзорной трубой, и с террасы замка мы увидим, что там происходит.
Глядя на лафеты пушек, из которых не стреляли со времен Карибской войны и которые стали зарастать травой, они совершенно забыли о ссоре.
Мобрей осматривал рейд в подзорную трубу. В разных местах он видел различные инциденты и по этому поводу издавал возгласы. Жюли с нетерпением требовала, чтобы он дал ей посмотреть. Передав ей подзорную трубу, он встал у нее за спиной и, крепко прижимаясь, советовал, в какую сторону лучше смотреть. Жюли говорила, что видела обитателей форта, которые плакали, уткнувшись носом в платки, что голубые и зеленые галуны различных родов войск вспомогательной части на фоне синего моря ей очень понравились. Мобрей в этот момент занимался другим делом. Он снял руки с плеч служанки и начал водить ими по груди и бедрам, словно лепил статую. Жюли не сопротивлялась, потому что эти ласки уже не волновали ее, она будто не замечала их. Мобрей мог подумать, что, привыкнув к такому обращению, она просто стала бесчувственной.
Передав, наконец, ему подзорную трубу, она воскликнула:
— О, Боже! Моя работа! Шевалье, я теряю здесь с вами время, а все из-за вас!
Он ничего не ответил и посмотрел в свою очередь на залив.
Он увидел около пятидесяти совершенно голых мужчин, выкрасившихся ярко-красной краской, которые выстроились в каре при входе на кладбище. Это была делегация с карибских островов. Чуть поодаль стояли солдаты вспомогательной части во главе с офицерами верхом на лошадях. Солдаты держали в руках мушкеты и пики, опущенные вниз в знак траура. А в это время пушечными выстрелами, гремевшими над фортом, люди выражали свою скорбь над гробом горячо любимого господина, который был им скорее отцом.
Вскоре орудийные залпы смолкли. Кортеж рассыпался и затем вновь выстроился на дороге. Он растянулся на три километра, а когда тронулся в путь к форту, то напомнил разноцветную извивающуюся змею, ползущую по зеленой траве прерии.
Реджинальд де Мобрей закрыл трубу. Он поискал глазами Жюли, но та уже ушла.
Он пожал плечами. Пора начинать новую игру. Реджинальд оставил служанку заниматься своими делами, а сам вернулся домой и стал ждать Мари и людей, которые должны были прийти обязательно вместе с ней, чтобы выразить ей свое соболезнование. Одни для того, чтобы поддержать Мари в ее неутешном горе, другие, чтобы поглазеть, как она будет держаться в ее новой роли вдовы.
Глава 4
Разглагольствования по поводу умершего
Те, кто надеялся увидеть, как Мари воспримет свой траур, были разочарованы, по крайней мере, в начале приема.
Многие выразили желание проводить вдову до самого замка. В большом салоне, где местами еще сохранились следы разрушений после извержения Горы Пеле, находились отец Шевийяр и отец Бонненон, настоятель монастыря иезуитов, большой друг и покровитель покойного. Несмотря на свой преклонный возраст, он, не колеблясь, приехал из форта Руайяль в форт Святого Петра. Рядом с ними был Мерри Рулз де Гурселя, шталмейстер, майор, на ответственность которого отныне, как, все полагали, будет возложена большая ответственность и в руках которого будет сосредоточена большая власть.
Военные были представлены капитаном Байярделем, капитаном Лестибудуа де Ля Валле и господином де Ля Усейемом, командиром роты колониальной вспомогательной части. К ним потом присоединились колонисты Босолей, Сигали и Виньон, которые всегда были верны генералу.
В других группах находились господин де Вассер, отец Фейе, настоятель доминиканского монастыря, колонист де Пленвилль дю Кабре, далее шли судья Фурнье, лейтенант Дювивье, занимающийся гражданскими и уголовными делами, интендант Лесперанс и, наконец, капитан Ля Гаренн, который подходил то к одной, то к другой группе, прислушиваясь к тому, о чем говорили.