Большая книга ужасов – 57 (сборник)
Шрифт:
Но я не умерла. Таинственная сила вернула мою душу в невредимое, полное необычной силы тело, я открыла глаза и тут же увидела живую, ничуть не изменившуюся внешне Роместу. Мы не пострадали, однако каменный алтарь оказался расколотым молнией на тысячи кусков. И только тут я вспомнила об Алученте — он должен был быть где-то здесь, поблизости.
— Где он?
Сестра молча указала на вымощенную каменными плитами площадку перед алтарем — там никого не было, только черный силуэт человека… застывшая тень… Все, что осталось от моего жениха…
— Он не был избранным, он совершил
Камень был шероховатым и теплым на ощупь. Я сжимала его изо всех сил, пытаясь сдержать подступавшие слезы, а Роместа, гордо вскинув голову, смотрела вдаль…
— Именно так все и было, — сказала Сестра, хотя я не произнесла ни слова. — Так мы стали Охотницами за призраками.
Ее голос вернул меня в настоящее. Огонь в очаге догорал, подернулись пеплом угли, за окном маленького, притаившегося в горах домика барабанил дождь, а я снова была Яной Акулиничевой, обычной московской школьницей, поехавшей на каникулы в Румынию.
— Что случилось потом, после того, как была принесена клятва?
— Чуть ли не с первого дня мы начали истреблять тени. Тогда их было великое множество, сама не знаю почему. Несколько раз мы едва не погибли, а потом научились делать свою работу, сумели победить в главной битве, которая произошла примерно через полгода.
— Алученте сгорел, почему же…
— Он умер в первой жизни. Ты долго оплакивала его, а я не слишком сожалела о его гибели — мне никогда не нравился этот парень. В нем было что-то фальшивое. Потом началась новая война с Римом, и нам стало не до личных трагедий. Сколько было кровопролитных сражений, как много близких людей мы потеряли в тот год! В конце концов даки проиграли Траяну, покорились ему. Но не все… Те, кто не пожелал покориться, отступили на север от Карпатских гор и продолжили войну. Позже их стали называть свободными даками. Ты и я были в их числе, Сестра. Мы погибли в одной из стычек, сражаясь наравне с мужчинами и захватив с собой в могилу пятерых римлян.
— Мы умерли молодыми?
— Нам обеим не было и двадцати.
— Жуть!
— А в следующей жизни мы оказались врагами. Я родилась в семье римского патриция, ты же была дочерью бесправного раба. Мы жили в одном городе, видели друг друга, но не представляли, кем являемся на самом деле. Потом пришла пора воспоминаний, и все стало на свои места. Через несколько лет после нашей встречи ты почувствовала приближение главной битвы. Нам пришлось вернуться на развалины Сармизегетузы, где мы встретили Алученте, вернее, его новое воплощение.
— Как такое могло случиться? Он же не должен был помнить свою прошлую жизнь.
— Тело молодого гончара испепелила молния Залмоксиса, а вот его душа, напротив, обрела особые свойства — Алученте, как и мы, получил способность помнить прошлые воплощения. В новой жизни он собирался вновь завоевать твое сердце и
— Когда он стал носить имя брата Якова, — закончила я мысль Сестры.
— Да. Брат Яков, — повторила она ненавистное имя. — За это преступление негодяй должен вечно гореть в аду, а он вновь и вновь продолжает возрождаться, уходя от возмездия.
— Ты убьешь Художника в нашей жизни, если представится такая возможность?
— Да! — В голосе Нины не было и тени сомнения.
От таких слов у меня по спине пробежал холодок. Возможно, Художник заслуживал смерти, но я не готова была стать ему судьей, а тем более палачом. Желая сменить тему разговора, я поинтересовалась планами на ближайшее будущее. Сестра ответила не задумываясь:
— Как только рассветет, отправимся в Орэштие. Наверняка Художник сделает все, чтобы задержать нас, но мы постараемся его опередить. Думаю, он пока не знает о твоем побеге, а значит, у нас есть еще несколько часов в запасе.
— Орэштие?
— Это город, неподалеку от которого находятся развалины Сармизегетузы. Когда ты наконец вспомнишь все, Яна?!
— Подожди, а как же ребята?
— Я понятия не имею, где их спрятал Художник, а на поиски у нас просто нет времени. Займемся ими после главной битвы, если уцелеем, конечно.
— Нет, Сестра, так не годится. Здесь каждая минута дорога, кто знает, что собирается с ними сделать этот маньяк.
— И что ты предлагаешь? — Нина поднялась со своего места, залила остатками чая тлеющие угли, давая понять, что разговор близится к концу. — Нам надо поспать хотя бы несколько часов, сейчас это самое разумное.
— Мы должны попытаться найти ребят.
— У Художника есть небольшой фургончик, которым он, скорее всего, воспользовался во время похищения. Он вколол всем снотворное и отвез своих пленников в какой-то тайник. Тебя сюда, в горы, а остальных… Понятия не имею, где он их спрятал! Знаешь, сколько в этих горах пещер и прочих укромных уголков! На поиски похищенных могут уйти недели, если не месяцы.
— Давай хотя бы обследуем музей.
— Яна, угомонись.
— Завтра с утра мы вернемся в Сигишоару, проникнем в паноптикум, разузнаем, что сможем, а потом, не теряя время, рванем в Орэштие. Договорились?
После недолгих уговоров Сестра согласилась, и мы легли спать. Я закрыла глаза — за окошком был слышен шум усиливающегося дождя, навевавший сладкий, спокойный сон.
В Сигишоару мы возвращались на поезде. Развалины, в которых прятал меня Художник, находились далеко в горах, поэтому нам с Сестрой пришлось сперва долго идти через лес, потом по дороге и, наконец, дожидаться на крошечном полустанке пригородного поезда. Нина спешила, злилась, ежеминутно посматривая на часы и называя мою затею пустой тратой времени. Меня же больше беспокоила ее раненая рука, но похоже, напрасно — Сестра утверждала, что совершенно не чувствует боли, а рана, скорее всего, уже начала затягиваться.