Большая книга ужасов
Шрифт:
Больше убеждать не буду. Вернусь – просто начищу ему физиономию.
Я возвращалась по знакомой улице, думала о предстоящем задании и смотрела вокруг. Смотрела уже несколько иным взглядом. Если прежде стоящие здесь дома были для меня просто домами, то теперь я видела их по-особому: это были Здания, Пережившие Войну. Может быть, и здесь где-нибудь находилось такое заведение…
Я стала присматриваться к каждому, пытаясь угадать, что в них было, и неожиданно поняла, что эти однотипные дома – все разные. От одного веяло весельем и легкостью, от другого – тоской и унынием…
Мимо дома, в подвале которого находилась та странная лавка, я пролетела почти бегом. От него и правда веяло чем-то недобрым и странным. А еще казалось, что из подвального окошка за мной наблюдают – задумчиво, неспешно, иронично, с твердой уверенностью, что я все равно приду к ним сама.
Ребят дома не было, зато в кухне вертелась тетя Шура, а в кастрюлях булькало, судя по запаху, что-то вкусное. Черно-белый Лилькин кот ходил следом за женщиной, она то и дело об него спотыкалась и сердито ворчала.
– О, пришла! – заметила она меня. – А друзья твои где?
– Поехали на лошадях кататься, – наобум ответила я. – Ах, ну что вы все готовите для нас, мы бы сами… Мне прямо стыдно.
– Сты-ыдно! – сердито передразнила тетка. – Стыдно борщ не уметь варить, вот что стыдно. Я в твои годы уже знаешь какой вкусный варила! Испортите желудки химией… На вот, картошку почисть.
Я молча чистила картошку и выслушивала историю о том, как вчера у Звонцова тетка рехнулась, пыталась сбросить из поезда его маленькую дочь, а потом спрыгнула сама.
– И убилась? – уточнила я.
– Не знаю, ее так и не нашли пока. А ты, красавица, прекращай вечерами по лесу слоняться, да еще одна.
– Я не…
– А то я не видела! – загремела она. – Уже дважды смотрю – пошла на ночь глядя куда-то к лесу! Ты не в озере случайно ночами купаешься?
– Нет, что вы! Это я… к другу в гости ходила, – пояснила я.
– К какому еще другу, где он живет?
– За озером.
– За озером?! Это где ж там можно жить, там домов никаких нет! – подозрительно уставилась на меня тетя Шура.
– Один есть, – пришлось признаться мне. – За дамбой, налево, пройти километр или два…
– За дамбой налево?! – тетя Шура резко выпрямилась. – Вниз по течению, в балке за озером?
– Да, у них дача как раз на склоне балки и стоит.
– Я тебе что говорила?! – взвилась она. – Нельзя туда ходить, ты поняла!
– Но почему? Я ходила и ничего плохого там не видела. Люди, как люди…
– Не могут там жить хорошие люди! – уверенно заявила тетя Шура, в сердцах подхватила на руки черно-белого кота и принялась гладить.
– Вы можете мне прямо ответить, что там плохого?! – повысила голос и я.
– Не знаю… Старики так говорили.
На том наш разговор и закончился. Правда, тетя Шура еще долго поглядывала в мою сторону и осуждающе качала головой.
Потом она ушла, и черно-белый кот, мурлыкнув басом, убежал за ней. Последнее время они подружились, и кот частенько к ней шастал.
А я поднялась к себе на чердак,
А ведь собиралась отоспаться. Чего это я так рано подхватилась? Уже и сама не помню, утро прошло, как в тумане. Так бывает, когда подняли, а разбудить забыли.
Я разобрала вещи и стала застилать постель. Свернула одеяло, расправила простыню. Взялась за подушку, и в тот же миг меня охватило странное предчувствие. Я подняла подушку…
Под ней лежали два рыжих кусочка картона. Я их под подушку точно не клала… Что это?
Это оказались фотографии. Старые, желтые, с потрескавшимися краями. И на одной красовались какие-то военные на фоне невзрачного двухэтажного дома. Лиц было не разобрать, зато более-менее читалась табличка у двери дома, стоявшего за их спинами.
Это было гестапо.
Вот это да! Я протерла глаза, потом несколько раз смотрела то на фотографию, то на потолок, чтобы убедиться, что у меня не галлюцинации. Откуда это?!
Что же касается формы на этих военных, то я сегодня в интернете достаточно насмотрелась на людей в такой форме. И отвергла их право называться людьми. Нацисты! Нацисты – это уже не люди…
Далеко не сразу я догадалась посмотреть на вторую фотографию. На ней были изображены две симпатичные девушки со смешными короткими прическами на один манер, одна светловолосая в черном платье с белыми горошинами, другая просто в черном платье, без горошин, и волосы потемнее. На правом виске этой, что без горошин, виднелась большая темная родинка.
На обратной стороне этой фотографии я с трудом разобрала полустертую надпись – «Лиленька и Феня, 1939». На фотографии с гестапо подписей не было никаких.
Я так и села на диван, слегка… да нет, не слегка, а очень сильно ошарашенная. Лиленька и Феня меня не заинтересовали, но вот гестапо… Сомнений не оставалось.
Кто мог положить эти фотки мне под подушку?! Ребята? А сами-то они где их взяли?
И тут я вспомнила. Вспомнила, отчего сегодня утром так рано встала. На рассвете, можно сказать, поднялась. Потому что… помню, что я тогда проснулась, как от толчка. Открыла глаза, за окнами только собиралось светать, а по ступенькам ко мне кто-то поднимался. Тихо и медленно – скрип… скрип… скрип… Еще рыжий котенок, спавший у меня в ногах, зашипел и убежал.
Я мигом поняла, что к моим друзьям это не имеет никакого отношения. Страха отчего-то не было, но я по странной причине не могла даже шевельнутся. Просто лежала и слушала, как скрипят ступеньки под ногами кого-то, поднимавшегося ко мне.
Скрип… скрип… Это скрипел уже пол чердака. Я никого не видела в полумраке, но в следующий момент почувствовала, как чья-то легкая, почти невесомая рука погладила меня по голове, и глаза сами собой закрылись.
Спи… все будет хорошо…
Не знаю, услышала я эти слова или сама придумала. Но окончательно проснулась пару минут спустя, забыв об этом странном случае. И уснуть больше не смогла.