Большая Красная Кнопка
Шрифт:
Тишина.
– Пошли к автобусу, – сказал Егор. – Белов последним, рыжий перед ним… Рыжий плешивый… Китайцы навстречу шагают, улыбаются… Все. Странно. Запись совсем другая… Рыжий ведь умер уже?
– На дату посмотри, там, на экранчике, – посоветовал я. – Это задолго до Прорыва записано. Наверное… Наверное, записи накладываются одна на другую.
– Как это?
– Тут можно стирать, ты же читал инструкцию. Белов проверял аппаратуру и записал, где вход под землю, к Установке. А потом на эту же кассету все остальное
– Что ясно?
– Ясны наши дальнейшие действия.
Я нащупал плеер, выключил, бережно опустил его на пол.
– Надо искать серебряную собаку.
Егор тягостно вздохнул.
– Искать собаку, – повторил я. – Ты же запомнил, как она выглядит?
– Да.
– Хорошо?
– Большая собака. Блестит. Там еще сырный завод…
– А собака блестит.
Я нащупал плеер, перехватил его покрепче и стукнул об пол. Еще и еще, до тех пор, пока в руках у меня не остался кусок пластмассы с торчащими проводами. Отыскал в обломках кассету, раздавил ее пальцами, вырвал пленку, смотал с катушки, скомкал, выкинул в сторону.
– Зачем? – не понял Егор.
– Теперь только мы знаем, – пояснил я. – Ни один китаец не найдет…
– Да, ни один китаец… Я о китайцах…
– Что опять с китайцами?
– Китайцы… Я тебе уже говорил, там у Вышки. Вот сейчас мы смотрели… То есть я смотрел. Группа китайских ученых. Они такие же, как мы. Люди обычные.
– Мы что, китайцы? – Я чуть не рассмеялся.
– Похожи очень. А тот, возле Вышки… Он вообще не человек. С чего ты решил, что он китаец? Ты что, сам китайцев тоже никогда не видел? – спросил Егор.
– Я? Нет, не видел. Вживую. Дохлых только, скелетных. У них волосы черные… Откуда у нас можно китайцев увидеть?
Вообще-то я на самом всегда думал, что китайцы не люди. Люди то есть, но не совсем. С отличиями. Поэтому, когда Акиру увидел, так сразу подумал, что он китаец. Широкое лицо, черные глаза, причем почти в половину лица. Кожа серая, чуть зеленоватая, только у китайцев может быть такая. Зубов нет, вместо них… Есть все-таки, но какие-то широкие очень, на ногти похожие, и редкие, распространенные друг от друга. Так и должно быть у китайцев – от бешенства прежде всего зубы выпадают.
– А на картинках? Тоже не видел?
– Какой дурак китайца рисовать станет? – пожал плечами я. – Их и не рисовали. Они же чудовища…
– А может, нет?
– Как нет? Точно. Сатанисты, носители зла. Китайское бешенство. Они всех заразили. Все взбесились и озверели. Ты же видел этого Акиру…
– Да с чего ты взял, что он китаец?! – почти выкрикнул Егор.
Зеленоватая кожа. Большие глаза. Без ушей. Дирижабль… А ведь это и не дирижабль был, скорее… Тарелка. Толстая тарелка, зацепившаяся за шпиль высотного здания, инопланетяне, шагающие по улицам горящих городов…
Это что получается? Что Курок прав? Пришельцы?
Волк. Кабан. Настоящие животные…
– Волк, – сказал я.
– Волк, – подтвердил Егор. – И другие животные еще. Они их собирали. Для изучения. Потому что у них у самих таких нет…
Склад. Много странных вещей, неудобных каких-то. Я думал, китайские… Книги разные. Диски. Журналы научные. Кассеты опять же. С чего это они вдруг так заинтересованы нашим миром?
– Китайцы – не люди, – сказал Егор. – У них даже кости черные, совсем на нас не похожи.
– Шахтеры тоже на людей не похожи, – возразил я. – Но они люди. Бывшие. И сумраки…
– Шахтеры разные, – возразил Егор. – Мы с папкой находили. В подвалах. Шахтеры по весне часто вылезают, особенно после дождей. Молодые – они совсем как мы с тобой, а те, которые старше, они на самом деле уже не похожи. Потому что под землей другой воздух, так мне отец говорил. Если им долго дышать, то этот воздух меняет человека изнутри. Те, что я видел там, возле ракеты, они совсем… Совсем, короче.
– Воздух, значит, – сказал я.
– Воздух, воздух, – кивнул Егор. – Дело в том, что воздух все совсем…
– Глубоко под землей совсем другой воздух.
Воздух меняет. Люди, живущие в шахтах, шахтеры, дышат воздухом и становятся другими. Китайцы дышат воздухом и умирают. Потому что тот воздух, что под землей, – он не наш. А тот, от которого умирают китайцы, – наш. Где-то…
Где-то есть место, через которое чужое проникает в наш мир. Воздух. Вся погань, одним словом. Китайцы на своей летающей тарелке.
Точка прорыва. Прореха.
Как же…
А нога не болит. То есть совсем не сильно, скорее чешется. А ухо, наоборот, то, что осталось, распухло здорово. И дергает. Получается, что Алиса не помогает. Вон она рядом, а ухо рвет. А нога сама выздоровела, получается?
– Я вот что думаю… – Егор почесал голову, сильно, слышно. – Вот что… Есть такая штука. Вот когда будильников много и они в одном помещении, то рано или поздно они начинают тикать вместе.
Мир через будильник, знаю, знаю.
– Как это?
– Не знаю. Сначала тикают одинаково, затем одинаковое время начинают показывать. Может, и с нами так случилось? Вот был наш мир, а был мир китайцев, темная планета. Наш мир и китайский, они как два будильника были, один от другого отставал на секунду, может, меньше. Представляешь? Тикают одинаково, но разделены этой секундой. Через секунду прорваться никак нельзя, это самая непроходимая пропасть, никто не может вернуться, даже на одно мгновенье назад. Значит, в каждом из будильников есть пружины, они регулярно заводятся, они толкают будильники вперед. Но вот пружину в одном будильнике перетягивают. Людям хочется посмотреть, что случится. Не начнут ли часы тикать громче, и они заводят, заводят…