Большая нефть
Шрифт:
Несколько человек подняли головы от тарелок и не без любопытства уставились на раскрасневшегося от усердия Михеева. Векавищев положил ложку.
— Вы это о чем, товарищ Михеев? Как это — «очистить пищеблок»?
— Товарищ Косыгин желает лично ознакомиться с условиями проживания и отдыха нефтяников, — с нажимом повторил Михеев.
— Да мы уж поняли, — сказал Векавищев. Он поднялся со своего места и приблизился к Михееву. Остальные продолжали спокойно обедать. — Пусть себе ознакомливается. Но сперва люди пообедают. Им скоро на вахту заступать.
— Да подождут с обедом! — досадливо промолвил Михеев. —
— Я все понимаю и вида никакого не делаю, — ответил Векавищев. — У нас в стране, между прочим, власть рабочих и крестьян. Так что сначала люди закончат обед. Не давясь и не торопясь. Ясно?
— Да ты что… — сквозь зубы начал Михеев и выгнул даже грудь колесом.
— Да я ничего, — в тон ему ответил Векавищев, — а вот ты пошел к чертовой матери.
Он вытеснил Михеева из столовой и вышел сам, на ходу вынимая шапку из кармана.
Косыгин стоял у самого крыльца столовой и внимательно слушал быструю, как сыплющийся горох, речь Дорошина.
— …Погодные условия, конечно, вносят свои коррективы, — говорил парторг. — Край здесь суровый, зимы холодные, доходит до пятидесяти градусов, а уж если шторм!.. Уй! — Он покрутил головой. — Думать страшно, что будет, если генератор выйдет из строя. Перемерзнут все… Но профилактические работы все проведены в срок, — заторопился он, — и нареканий пока что не возникало. А вот летом, Алексей Николаевич, здесь жара. Но жара — ничего, а вот гнус! Мошка! Лютые тигры, а не насекомые. — Он развел руками, как будто в попытке извиниться за ужасные климатические условия. — И так изо дня в день… Но люди работают.
Он вытер лоб рукой и с облегчением увидел на крыльце Векавищева. Теперь можно передать эстафету ему.
— Вот, Алексей Николаевич, наш лучший буровой мастер, передовик производства — Андрей Иванович Векавищев.
Векавищев криво улыбнулся и сошел с крыльца. Не любил он большое начальство и совершенно не умел с ним разговаривать.
Косыгин спокойно, доброжелательно рассматривал его. От пристального взгляда Председателя Совета Министров не укрылись ни воспаленные глаза передовика производства, ни запавшие щеки, ни встрепанность. Человек сердился, нервничал. Выкладывался на производстве целиком — от и до. Наверняка боролся с придирками начальства, с одной стороны, и ленью подчиненных — с другой. Все это было Косыгину знакомо по тем годам, когда он сам руководил производством, и потому и в других он различал эти приметы безошибочно. Ему захотелось поговорить с нефтяником с глазу на глаз, без участливой свиты.
— Здравствуйте, Андрей Иванович, — приветливо поздоровался Косыгин. Он протянул буровику руку, Векавищев пожал ее. — Чем, как вы считаете, Москва может вам помочь?
Векавищев на мгновение смутился. Но только на мгновение.
— Материалов мало, — сказал он будничным тоном. — Спецодежды.
— Поможем, — кивнул Косыгин, не задумываясь. — С этим поможем.
— Вот еще, Алексей Николаевич, — продолжал Векавищев, — раз уж заговорили. С канадскими вездеходами проблемы.
Косыгин удивленно приподнял бровь. Сам он, разумеется, на этих вездеходах не ездил, но привык считать, что импортное, как правило, лучше. Тем более — канадское. Там, в Канаде, суровые условия, возможно, под стать сибирским… И вдруг — претензии. Странно.
— Ага, — сказал Векавищев совсем уже развязно. — Часто ломаются. Не приспособлены они к сибирским условиям. Наша-то техника — она лучше, проще. И в ремонте неприхотливее.
— С вездеходами тоже поможем, — сказал Косыгин. Он ничего не записывал — запоминал. Запишет потом, в самолете. — А теперь, Андрей Иванович, главный вопрос: как насчет нефти. Когда дадите первую нефть?
Векавищев посмотрел ему прямо в глаза. Так, словно никого, кроме них двоих, здесь не было. И увидел все то же самое: усталость, задерганность, нетерпение, давление со стороны какого-то высшего начальства…
Когда будет нефть?
Векавищев чуть было не начал рассказывать про коробок. Вовремя прикусил язык.
— Будет нефть, Алексей Николаевич, — проговорил он. — Раз уж вы сами сюда прилетели — точно будет. Еще до вашего отъезда.
Косыгин засмеялся.
Хихикнул и Михеев. Остальные члены делегации делано улыбнулись. Невысказанное Векавищевым так и повисло в воздухе: «Приехало начальство из Москвы, ни уха ни рыла в нашем деле, а нефть подай как из кармана. Когда будет нефть — тогда и будет. Она ж полезное ископаемое, по первому свистку не прибежит, хвостом не завиляет…»
Буров помертвел. Сейчас он, как никогда, отчетливо понимал: отставка неминуема.
Положение спас Макар Дорошин. Он преспокойно взял Косыгина под локоть.
— Алексей Николаевич, идемте, я познакомлю вас теперь с бытовыми условиями рабочих. Сущий Шанхай. Вот вы говорили насчет того, что поможете с материалами…
— Ну что ж, — Косыгин на прощание кивнул Векавищеву, — работайте, товарищи. Желаю вам успеха.
Другие товарищи, чьи физиономии видны были в окнах столовой, заулыбались. Векавищев кивнул Председателю Совета Министров и скрылся в столовой.
Косыгина повели смотреть «Шанхай»…
Около четырех часов дня пошла нефть. Она хлынула с глубины более двух тысяч метров петергофским фонтаном «Самсон, разрывающий пасть льва», вид которого на старом, выцветшем календаре украшал дверь в апартаменты Доры Семеновны. Зеленовато-темная жирная жидкость рвалась в небо, выше вышки, и обрушивалась сверху благодатным дождем.
Человек дуреет от близости этой мощи. Сходят с ума все — и техасские промышленники-авантюристы, и сознательные советские нефтяники… Не в выгоде здесь дело, не в капиталах, не в успешном развитии родимой страны — дело в соприкосновении с первобытной силой, заключенной в недрах земли. Человек, неизмеримо меньший и на миллионы лет младше, чем эта сила, все-таки находит способ одолеть ее, перехитрить и поставить себе на службу.
Но в первые секунды она еще не ведает об этом и хлещет, избывая ярость тысячелетнего заключения, точно джинн, выскочивший из бутылки.
— Мужики, нефть! Нефть пошла! — кричал Ваня Листов, весь черный, как папуас, таким же черным, измазанным собратьям и сверкал белыми людоедскими зубами. — Нефть пошла!
Нефть пошла.
Ради этого и стоило жить. Ради такого мгновения.
За короткую человеческую жизнь немного их наберется, но каждое — бесценно. Мгновение, когда человек целиком и полностью, весь, до кончиков ногтей, понимает: он — живой.