Большая нефть
Шрифт:
— Понятно, — буркнул Степан. И замолчал. Ему казалось, что разговор окончен, но следователь еще не уходил — все ждал чего-то. Какой-то последней точки.
Степан посмотрел на него и встретил очень пристальный, пронизывающий взгляд маленьких, темно-серых глазок Харитонова.
— Ну так что, гражданин Самарин, — медленно, упирая на каждое слово, осведомился следователь, — будем мы с вами возбуждать уголовное дело?
— Нет, — покачал головой Степан.
— Разумно, — одобрил следователь. Вот теперь он встал. Кивнул Степану. И доброжелательно, почти дружески прибавил: — Яблочки-то ешьте. Помогают
Он вышел и захлопнул за собой дверь. Степан посидел немного на кровати в неподвижности, приходя в себя. Потом встал, приблизился к окну, взялся руками за подоконник. Зима постепенно переставала лютовать, уже ощущалось дыхание весны. Перелом зимним холодам произошел, хотя до лета еще ждать и ждать. Ладно, подождем. Вся жизнь впереди.
На дорожке перед больницей Степан увидел следователя Харитонова. Поморщился. Ну до чего же неприятный тип! Харитонов шагал широко, уверенно, портфель покачивался у него в руке. От стены отделился какой-то человек и, приплясывая, задом наперед побежал перед Харитоновым. Казалось, будто он исполняет странный, нелепый танец, в котором было все: и заискиванье перед более сильным, и радость, и как будто немножко виноватости.
Самарин вдруг узнал одного из тех, кто нападал на него в котельной. Точно. Вот сейчас он повернулся, как бы почуяв на себе взгляд, и посмотрел в сторону больничного окна. Точно, этот был там, в котельной. Бил лежачего, бил ногами. Чего же это он перед Харитоновым-то выплясывает? А Харитонов его остановил, руку ему на плечо положил успокаивающе. Да, не будет здесь никакой правды — все куплено.
Если бы Степан слышал разговор между следователем и хулиганом, то огорчился бы еще больше.
— Ну что? Что этот-то говорит? — спрашивал молодой бандит.
— Не будет уголовного дела, — коротко бросил ему Харитонов. — Разумный парень. Без слов понял.
— Ой, спасибо, спасибо, папа! — обрадовался парень.
Харитонов взял его за плечо.
— Чтоб несколько дней из дома — ни ногой! И не болтай языком. Тебе ясно?
— Да я не болтал, он же сам начал, папа, он сам!.. — Парень зачем-то понес всю ту белиберду, которую Харитонов уже записал в протокол.
— Ладно, — сказал Харитонов. — Все. Дело закрыто.
Степан еще раз почесал щеку. Он верил в конечное торжество добра. Конечно, Харитонов может сейчас радоваться, а эти шавки — праздновать победу, но рано или поздно все изменится. Для того и совершилась полвека назад Октябрьская революция, чтобы люди жили счастливо и по справедливости. Доберутся и до Харитонова. А бороться с Молохом прямо сейчас и в одиночку, со сломанными ребрами — это Степану не под силу. Придется набираться терпения и ждать.
— Молодой человек! — услышал он за спиной голос врача. — Ну что это такое, а? Выздоравливающие — просто как дети. Хуже, хуже детей! Ребенка можно хотя бы запугать, а со взрослыми что мне делать? Вы нарушаете постельный режим. Хотите поскорее поправиться? Хотите! Ну так извольте лечь и вставать только по нужде. А будете безобразничать — прикажу сестре дежурить и подавать вам «утку».
Степан в ужасе сморщился.
— Простите, доктор! Больше не повторится. Понимаете, показалось, будто кто-то стучит ко мне в окно.
— Охотно верю, — кивнул врач, сурово надзирая за тем, как Степан возвращается в постель. — Особенно учитывая, что ваша палата на втором этаже. Наличие снежного человека гигантского роста — уже доказанный факт, и один из них как раз живет в Междуреченске.
Сельский магазин открывался после двух часов дня, когда начинался обеденный перерыв у работающих. С утра, если приезжала машина, шла разгрузка товара, а если машина не приезжала, то продавщица, заведующая и грузчик отдыхали со спокойной совестью.
Макар Дорошин привез новый красивый плакат: «Берегите хлеб», которым продавщица украсила торговый зал. Пыльная «Книга жалоб и предложений» свисала на серой нитке, туда никто никогда ничего не записывал.
Библиотекарша Маша покупала в магазине хлеб, капусту и молоко в бутылке. Зарплата у библиотекарши скудная, да и выбор продуктов, прямо скажем, невеликий. Но это не мешало Маше расцветать и хорошеть. Драма с разводом осталась в далеком-далеком прошлом. Маша с головой ушла в работу. Ну и был, конечно, человек, при виде которого Машино сердце потихоньку оттаивало. Внимательный, интеллигентный. И надо же такому случиться, чтобы как раз он и вошел в магазин одновременно с Машей.
— Здравствуйте, Андрей Иванович.
Векавищев поневоле широко улыбнулся. Ну как не улыбнешься при виде такой красавицы! Да ладно, красивая — это полдела, а ведь Маша была еще такая милая. Ресницы темные, глаза светлые. И улыбка у нее такая девичья.
Векавищев нравился Маше. Очень нравился. Ей казалось — с таким человеком можно ничего не бояться. Ни холодов зимних с бурями, ни голода, если случится, ни войны, если, не дай бог, грянет, — ничего. Он всегда будет добрым, внимательным. Он всегда будет теплым.
Вера, с которой Маша поделилась своими соображениями, прямо руками замахала:
— Ой, Машка, какая ты умная! Ты действуй. Действуй решительно. Когда девушка хочет парня захомутать, она ему постоянно на пути попадается — как бы невзначай. Чтобы он задумался. Если улыбаться тебе начнет — половину дела ты сделала. Там уже и до объяснения недалеко. Увидишь! Только бы все получилось!..
Сама судьба покровительствовала Маше — она действительно то и дело сталкивалась с Векавищевым. И он действительно начал улыбаться при этих встречах. Лишь одно немного смущало Машу. По непонятной причине она привыкла видеть Василия Болото. Когда он входил в библиотеку, всегда настороженный и готовый дать отпор, точно дикий зверь в человечьем жилище, Маша сразу же раздражалась. Как домашняя кошка при виде чужой собаки.
Шерсть на загривке дыбом, когти наружу, глаза вспыхивают. Зачем пришел, что ему надо, почему ходит и ходит?! Но когда Василия подолгу не было, Маша начинала тревожиться, скучать.
«Он просто как дурная привычка, как сигареты. Пристрастишься — и не бросить потом», — беспокойно говорила себе Маша.
Сейчас в магазин вслед за Векавищевым вошел и Болото. Они покупали на всю бригаду печенье, которое им отложила заботливая и любящая своих фаворитов ее величество продавщица тетя Катя. Болото маячил поблизости от мастера, в разговор не встревал, сверлил Машу взглядом из полутьмы. И Маша сразу же рассердилась. На Василия даже не покосилась, зато перед Векавищевым расцвела в улыбке: