Большая нефть
Шрифт:
Маша грустно улыбнулась Вариному восторгу и прикрутила звук у радио.
— Варя, мы с твоей сестрой для танцулек староваты, — ответила Маша, снова становясь прежней.
— Предрассудки! — бойко заявила Варя и огляделась по сторонам. — А где, кстати, Верка?
— Пораньше ушла.
Несмотря на отсутствие сестры, Варя все-таки понизила голос:
— Как там у нее — ну, в душе-то? Мне ж она ничего не рассказывает… Кризис у ней закончился?
— Все будет в порядке, — вздохнула Маша. — Она у тебя сильная. И красивая.
Варя
— Маша, — заторопилась Варя, решив наконец приступить к делу, — я чего к тебе зашла-то… У тебя книга есть про Ромео и Джулию?
Она глядела на Машу взволнованно, как будто жизнь ее зависела от ответа. Многое, очень многое сказал Маше этот безмолвный вопрошающий взгляд. С чего бы Варе, которая ничем, кроме танцулек и мальчиков, не интересуется, вдруг обратиться к чтению? Да еще к таком серьезному — к классике, к Шекспиру? Неспроста все это… Как бы еще одной драмой не закончилось.
Но с другой стороны, Маша твердо верила в классику. Дурного с человеком от чтения Шекспира или Пушкина никогда не случится. Напротив. Может быть, еще и от зла уберегут.
— Ты, наверное, хотела сказать — про Ромео и Джульетту? — мягко поправила Маша.
На простодушном лице Варьки отразилось недоумение, а затем она засияла, точно солнышко.
— Точно!
«Точно!» А сама даже не знает, кто автор. Прикидывается книголюбкой. Ох, Варька!.. Смешная такая. Маша вдруг ощутила наплыв теплых, почти материнских чувств к этой девочке.
— Есть у меня такая книжка. Я тебе дам. Прочитай… Только не слишком расстраивайся.
— Там что, конец плохой? — насторожилась Варвара.
— Не слишком хороший… Но ведь это было давно. В Средние века. Сейчас, я надеюсь, времена радикальным образом переменились, и люди стали по-другому смотреть на разные вещи.
«По-другому». Как же. Маша все еще была под впечатлением того, что случилось с Верой. В Междуреченске и не такое может быть. И запросто заведутся свои Монтекки и Капулетти. Собственно, они уже завелись. Драки между местными и пришлыми, между междуреченскими и нефтяниками, становились все страшнее и злее.
Беспечная Варвара, однако, не придавала этому большого значения. Ее защищал огромный, авторитетный, крепкий человек — брат Глеб. Местные и пальцем ее не тронут. А нефтяники… Варя знала, что они просто так, сами первыми, не нападают. Их спровоцировать надо.
Да и вообще, думать о разной ерунде! Варя шла в больницу — навестить своего героя. После ранения Степана сразу же отвезли к докторам. Точнее, он сам себя отвез: Лялин и Ухтомский не решились оставить задержанных без присмотра. Пока оформляли двух грабителей и изымали пистолет, Степана лечили: вынимали пулю из руки, перевязывали. Доктор спросил, пил ли Степан алкоголь.
— Если пил для обезболивающего эффекта, то укол я тебе ставить не буду. Ты, конечно, еще молодой, и все же реакция
— Когда были адмирал Нахимов и Лев Толстой, — сказал Степан.
Доктор на миг приостановил работу.
— Точно. Образованный ты у нас, значит… Раненым давали алкоголь. И тогда же начиналась российская анестезиология…
Анестезиология была коньком доктора. Он писал диссертацию на эту тему. Проговаривал отдельные положения своей работы, занимаясь с пациентами. Большинство не понимало ни слова, но спокойный, ровный, «академический» голос врача их успокаивал, убаюкивал. Это оказывало хорошее воздействие.
Степан, похоже, кое-что понимал. Даже пытался поддерживать разговор. Наконец врач закончил перевязку.
— Теперь лежи и отдыхай.
— Я есть хочу, — сообщил Степан. — Скажете сестре? Пусть бы принесла… Или я в столовую схожу.
— Лежи, — улыбнулся доктор. — Есть хочешь — это хорошо. Наличие аппетита свидетельствует о том, что пациент идет на поправку.
— А я и не шел… не на поправку, — объявил Степан.
Варвара возникла перед ним как мимолетное виденье, как гений чистой красоты на второй день после инцидента.
— Привет, герой! — сказала Варя, возникая на пороге пустой палаты.
Другие койки стояли незаправленными — Степан был единственным пациентом.
На Вариных плечах болтался бесформенный белый халат, но все равно она была ужасно красивая. А краше всего ее ясная, счастливая улыбка.
— Весь Междуреченск гудит. Говорят про то, как геологи бандитов арестовали, — прибавила Варя. — Интересно — жуть!
— Да это все Владимир Архипович, — отмахнулся скромный герой Самарин. — Мы с Лялиным только помогали.
— Да уж, — хмыкнула Варя. — Тебя же сразу подстрелили… А это больно?
— Очень! — честно сказал Степан.
Варя присела к нему на койку.
— А как больно? Ну, по чувствам если?
— Если по чувствам — то как будто кипятком тебя ошпарили. Тебя когда-нибудь шпарили кипятком?
— Я сама себя шпарила! — сказала Варя. — Когда однажды чай заваривала, а у чайника ручка взяла и отвалилась. Больно было, да… Бедный Степушка.
Она погладила его по плечу.
— Я тебе, кстати, пирожки принесла. Сама испекла. С капустой, с морковкой, а треугольные — с грибами.
— Ну, тогда я их есть не стану, — улыбнулся Степан.
Варя испугалась.
— Почему еще?
— До конца дней хранить буду, как в музее! — объяснил Степан, улыбаясь от уха до уха.
Варя с облегчением растрепала его волосы.
— Вот дурачок!
Степан поймал ее руку, поцеловал.
— Меня скоро выписывают, — заметил он.
— Правда?
— Точно.
— Хорошо.
Степан помолчал и вдруг стал серьезным.
— Я бы хотел встретиться с твоими родными. Ты с кем живешь? С братом? А мама есть?