Большая волна
Шрифт:
Самурай удивленно посмотрел на Такэно: одежда простого солдата, но в руках самурайский меч, на голове повязка с самурайским девизом, – и, главное, он знает обычай боя.
– Кто ты? – спросил самурай.
– Я тот, кто не опозорит свой меч, – коротко ответил Такэно.
– О, ваш ответ и ваше поведение выдают самурая! А я принял вас за обыкновенного солдата и хотел убить, как собаку, за смерть моего друга. Извините. Не знаю, зачем вы оделись, как рядовой воин, но я рад, что нашел в вас достойного противника. Мы будем драться по всем правилам, и ваша гибель в этом поединке станет искуплением смерти моего товарища.
– Для меня большая честь сражаться с вами и умереть от вашей руки, если на то будет воля богов, – поклонился Такэно.
– И я счастлив, что если погибну, то погибну от удара вашего меча, – столь же церемонно поклонился ему самурай.
Поединок начался. Первые выпады противников были не опасными, поединщики оценивали возможности друг друга. Затем самурай нанес стремительный боковой удар; если бы Такэно следил за мечом своего соперника, то этот удар стал бы последним для юноши, ибо он не успел бы отразить его. Но Такэно видел поединок со стороны и ощущал его ход, поэтому выпад самурая был отбит; более того, воспользовавшись тем, что противник, нанося удар, на мгновение потерял равновесие, Такэно сам сделал выпад. Если бы самурай в последний момент не отклонился несколько назад, то меч Такэно пронзил бы ему левый бок.
Все это были достойные удары и достойные отражения, поэтому противники остановили поединок, чтобы еще раз поклониться друг другу, и лишь потом продолжили его.
Теперь они не торопились, медленно перемещаясь по кругу, образованному наблюдавшими за поединком солдатами, переставшими сражаться на этом участке боя, – и делая ложные выпады, с помощью которых каждый из поединщиков прощупывал оборону соперника. Их кружение напоминало ритуальный танец, олицетворяющий смертельную игру между жизнью и смертью, – зрелище было жутким и захватывающим.
Наконец, самурай нанес удар, когда этого можно было ожидать меньше всего: казалось, что это будет очередное ложное нападение, и не самое удачное, но последовал молниеносный выпад. Куда бы Такэно ни отклонился, – вправо, влево или назад, – удар меча должен был настигнуть его.
Опытные солдаты из числа тех, кто наблюдал за схваткой, вскрикнули, полагая, что юноша погибнет. Но Такэно внезапно взвился вверх с быстротой потревоженной птицы, и меч противника коснулся его лишь самым кончиком, разрезав войлок курки.
Теперь уже самурай очутился в невыгодном положении, подставив под удар спину; более того, ему пришлось упереться в землю коленом и рукой, чтобы не упасть. Такэно ничего не стоило сразить его; удар в спину при отражении атаки допускался по правилам чести, – правда, он не был почетен для того, кто нанес его.
– Бей! – закричали соратники Такэно, однако удара не последовало, Такэно опустил меч и дал возможность своему сопернику подняться.
– О-о-о! – вырвался вздох разочарования у солдат. В глазах же самурая мелькнули удивление и страх: он понял, что юноша, сражающийся с ним, проникся духом воина сильнее, чем он сам.
Когда противники опять продолжили поединок, в лице самурая уже была обреченность, – он еще делал выпады и оборонялся, но будто по обязанности, чтобы исполнить свой долг. Когда же смертоносный удар Такэно все-таки сразил его в грудь, то вместе с болью самурай испытал облегчение и даже некий восторг перед силой своего врага.
Упав наземь, он прохрипел:
– Вы великий воин. Скажите мне ваше имя.
– Такэно, – ответил юноша, вновь чувствуя спазмы в горле.
– Я горд, что именно вы стали для меня проводником смерти. Я благодарен великим богам за то, что они выбрали вас для этого. Желаю вам такого же блага от них. Прощайте.
– Прощайте, – просипел Такэно, в то время как солдаты, окружавшие его, превозносили славу великого поединщика, а находившиеся здесь воины противника без дальнейшего сопротивления сложили оружие, ибо нельзя было сражаться после того, как сама судьба показала, на чьей она стороне.
Вскоре шум битвы затих повсюду, – армия князя одержала полную победу над врагом.
Вечером неистовые крики, дикий хохот и непристойная брань оглашали военный лагерь победителей, – солдаты отмечали свой успех в сегодняшней битве.
Такэно с огромным трудом пробрался к шатру князя, куда был вызван посланником повелителя. Князь еще не сел за пиршественный стол, принимая поздравления от своих вассалов и сам поздравляя их с удачным окончанием сражения. Такэно пал ниц перед повелителем.
– А, Такэно! Один из наших героев, – сказал князь. – Поднимись. Ты победил очень, очень достойного соперника; твое имя теперь будет известно. Как я и предсказывал, ты покроешь славой свое оружие, сегодня ты уже сделал первый шаг к этому. Ты доволен?
– Да, господин, – ответил Такэно, но в его голосе было что-то, заставившее князя вглядеться в лицо юноши.
– Оставьте нас, – приказал князь тем людям, что окружали его, и дождавшись, когда они отойдут, спросил:
– Что тревожит тебя, Такэно?
– Я не ощущаю радости, господин, – виновато проговорил юноша.
К его удивлению, князь вдруг оглушительно расхохотался.
– Значит, в нашем лагере есть хотя бы один человек, которому не радостно? Великие боги, глядя на то веселье, которое идет у нас, я готов был поклясться, что такого человека нет! Ты насмешил меня, Такэно. Не ощущаешь радости, говоришь? Но разве тебя не радует то, что ты остался жив? Разве ты потерял вкус к жизни?
– Но, господин…
– Молчи! Молчи и слушай меня, глупый мальчишка. Я тебе объясню, почему воины всегда веселятся после выигранной битвы, и почему поединщик радуется, победив противника. Ты думаешь, конечно, что дело в победе над врагом? Нет, – не только в ней, и не столько в ней! Слушай же, моими устами будет говорить древний мудрец.
Миг, когда ты пережил других, – это миг власти. Ужас перед лицом смерти переходит в удовлетворение от того, что сам ты не мертвец. Мертвец лежит, переживший его стоит. Прошла битва и ты сам победил тех, кто мертв.