Большая встряска [Подвиги комиссара Фухе]
Шрифт:
– Чего вопишь?– ухмыльнулся тот, когда Фреда бросили прямо перед ним.– Первым умереть хочешь? Умрешь!
– Господин Скорфани!– продолжал вопить Фухе.– Смилуйтесь! Воевали же вместе! Христом-Богом!…
– Ты что это мелешь?– подозрительно спросил террорист и тут же мрачная ухмылка появилась на его иссеченном шрамами лице.– А-а-а! Это ты, полицейская ищейка! Вот удача! Зажился ты, мерзавец! А ну, ребята, продырявьте-ка его! Сам бы шлепнул, да вам тоже надо поразвлечься!
Нельзя сказать, что такое решение пришлось по вкусу комиссару. Фухе рухнул на пол и обхватил руками сапог оберштурмбанфюрера.
– Помилуйте!– вопил он, не выпуская сапога из рук.– Помогите кто-нибудь! Алекс! Алекс!
Не успела прозвучать в зале забытая фамилия сгинувшего в далеком Белграде Габриэля, как в поведении заложников произошла разительная перемена. Ветераны дружно выхватили респираторы, надежно спрятанные во внутренних карманах пиджаков, и надели их. Не успели террористы задуматься о таком странном поведении своих жертв, как откуда-то из-под стола президиума повалил густой белый дым. За несколько мгновений дым заполнил весь зал. Бандиты стали дружно кашлять, кашель сменился столь же дружным стоном. Террористы одни за другим попадали на пол, выпустив из рук уже бесполезные автоматы. Скорфани попытался выхватить пистолет, но Фухе дернул его за ногу, и тот рухнул на пол. Вскочившие со своих мест ветераны поспешили скрутить негодяев, лежавших в глубоком оцепенении. После этого можно было с чистым сердцем открыть окна и проветрить помещение.
– Уф!– сказал Фухе, снимая респиратор.– Ну и дрянь этот «Эн-Эйч»! Чуть не задохнулся!
– Запей, - предложил Конг, протягивая Фреду фляжку.
Фухе хлебнул из фляги, скривился и хлебнул еще раз. Между тем зал заполнила полиция во главе с величественным комиссаром Негрэ.
– Вы были правы, мсье, - обратился он к Фреду.– Мы здесь недооценили этих негодяев. Ваша выдумка с газом и респираторами выше всяких похвал, мсье.
– Да чего там, - махнул рукой Фухе.– Вот пришлось на старости лет комедию ломать! Эй, ребята, - обратился он к полицейским, уносившим неподвижного Скорфани, - погодите немного!
Скорфани уложили на пол, кто-то принес нашатырного спирта и сунул пузырек под нос оберштурмбанфюрера. Скорфани закашлялся, чихнул и открыл глаза.
– А ну, отойдите все!– велел Фухе. Полицейские подчинились. Фухе достал из кобуры именной парабеллум, полученый им за бои в Арденнах, и сунул ствол прямо в лицо Скорфани.
– Убивать будешь?– прохрипел террорист.– Убивай, ищейка проклятая! Все равно наши с тобой расквитаются!
– Я тебя убивать не буду, - ответил Фухе.– Но за тобой, мерзавец, должок имеется.
– Какой еще должок?– прорычал Скорфани.– Это я тебе должен - девять граммов свинца.
– Хватит болтать!– оборвал его Фред и помотал парабеллумом перед носом негодяя.– Снимай сапоги, ублюдок! Живо!
Пока Скорфани негромко, но достаточно внятно ругаясь, стаскивал сапоги, Фреда окружили журналисты.
– Господин Фухе, - кричала какая-то девица, тыча комиссару микрофон, - как вы себя чувствуете после этого героического подвига?
– Плохо, - ответил комиссар, - газа наглотался. Гадость этот "Эн-Эйч"!
– Мсье Фухе, - наседал на Фреда здоровенный детина с телекамерой, - что вас заставляет помнить войну? Ведь прошло уже сорок лет, как она закончилась!
– Ну, это дудки!– заявил Фухе, беря снятые Скорфани сапоги и заботливо связывая их бечевкой.– Для меня война кончилась только сегодня!
И комиссар ласково погладил потертую хромовую кожу.
1985 г.
Рождественский рассказ
Фухе лениво почесывал левую пятку и думал о том, с каким удовольствием о проведет сегодняшнюю рождественскую ночь. Оставалось три минуты до конца рабочего дня, дома Флю готовила его любимые гренки…
Фухе только собирался отключить телефон, как тот требовательно загорланил.
– Ну!– прорычал Фухе, но тут же залебезил:
– Да-да, господин Конг, сейчас буду… Кабинет пятнадцать? Хорошо. Как вам работается в контрразведке? Конечно, не мое дело, я так просто спросил… Так точно, дурак, не извольте гневаться… Нет, не вы дурак, это я про себя сказал…
Бросив трубку, Фухе помчался в кабинет N 15. Забыв постучать, он ворвался к заместителю шефа Дюмону, своей стремительностью напоминая летящее пресс-папье.
В кабинете было толписто. У карты Мадрида стоял Конг и жонглировал гантелей, отчего потолок при очередном легком прикосновении этого снаряда исходил штукатуркой. За своим столом восседал Дюмон и длинным шомполом чистил гранатомет. В углу жались три или четыре представителя полицейского профсоюза, забывших о своем праве голоса от постоянного поддакивания.
– Что, пришел, скотина?– любезно поинтересовался Конг.– Ты знаешь, что Рождество на носу?
– Так точно, ваше превосходительство!– обрадованный собственной осведомленностью, взвизгнул Фухе.
– Так вот, - продолжил Конг, пока Дюмон целился в Фухе из своего гранатомета, - сеньор Дюмон по решению нашего профсоюза завтра будет исполнять роль Санта-Клауса и обносить всех подарками, сеньор де Бил нарядится Снегурочкой, я веду общее руководство праздником, а тебе, красавец, надлежит раздобыть елку для совместного рождественского утренника контрразведки и поголовной полиции. Понял?
– Но ведь…
– Не понял, значит! А в Гваделупе швейцаром давно был? Теперь понял все-таки? Ну то-то! А говорили, что Фухе туп, как де Бил… И не говори мне, что елки продаются только героям Алжирской войны в Камбодже. Все. Чтоб к семи утра дерево было!
Фухе угодливо попятился перед стволом гранатомета и огненным взором Конга, игравшего гантелей, и засеменил исполнять.
– И не вздумай понавешать на елку своих пресс-папье!– услышал он, закрывая дверь.
В семь часов утра Конг расхаживал по залу торжеств и хвастал:
– Несмотря на непроходимую тупость сотрудников поголовной полиции… я не имел в виду вас, господин де Бил… я сумел воспитать такого кадра, как всем известный благодаря мне комиссар Фухе! Именно он радует нас такой чудесной рождественской елкой. Ура комиссару Фухе!