Большая жемчужина
Шрифт:
А сколько пёстрой материи было у минданайца! Глаза разбегались. И ещё был у него таз. Очень красивый. Он сиял, как солнце, и, как солнце, пускал в глаза слепящие лучи.
Нкуэнгу до смерти хотелось заполучить эту медную круглую штуку, спорящую с самим солнцем. От неё в хижине всем станет весело.
Жене, например. Она любит глядеться в маленький осколок зеркальца, которое есть у неё. Но таз ведь лучше зеркальца, в нём всё кажется золотым. Вот пусть и смотрит на себя, пусть хвалится перед другими женщинами.
Или дети… Уж они-то обрадуются! Сделают
И, наконец, его, Нкуэнга, взять: ему тоже будет хорошо. Сядет в уголке на корточки, закурит трубку, станет смотреть кругом и думать о том, как славно у него всё получается. Есть хижина, есть жена, есть трое мальчишек, есть дочка Руайя, есть блестящий медный таз, есть лодка-садок и другая лодка — вёсельная, есть отличная прилипала-добытчица. Разве мало? Очень много. Человеку, пожалуй, больше ничего не нужно.
Но с тазом дело не вышло. Жена, дети, лодки, прилипала, как были, так и остались, а таз, от которого всем могло стать весело, минданаец увёз. Он слишком много потребовал у Нкуэнга. Нкуэнг никак не мог дать за таз пять черепашьих панцирей и целую кучу кокосовых орехов. У него столько не было. Тогда торговец повернулся спиной и велел матросам поднять якорь. Еле-еле успел Нкуэнг перебраться в свою лодку, до того шхуна сразу быстро пошла.
А таз уплыл вместе со шхуной. Но, может быть, он ещё достанется Нкуэнгу. Минданаец через месяц-другой вернётся, и Нкуэнг к тому времени постарается собрать много кокосовых орехов, наловить черепах.
ЕСЛИ ЕСТЬ ДВИЖЕНИЕ, БУДЕТ КОРМ
Однако таз — тазом, а время не ждёт. Надо поторапливаться. Вон и Большая Жемчужина волнуется.
Прилипале вправду надоело метаться в тесном пространстве. Она уже привыкла: после кормёжки полагается выходить на охоту. И чем скорее, тем лучше. Её тянуло на морской простор.
Но Нкуэнг не такой человек, чтобы торопиться. Всё, что делал, он делал не спеша. Сейчас он тоже не торопясь подошёл к опрокинутой вверх килем лодке, не торопясь перевернул её, не торопясь спустил в воду, не торопясь подтянул заплясавшую на мелких волнах посудинку к корме полузатопленного рыбьего садка.
Дальше, правда, от его медлительности следа не осталось. Когда нужно спешить, он и спешить умеет.
А тут без спешки не обойтись. Дело с рыбой связано, с одной из самых увёртливых рыб, какие плавают в океане. Её нужно перенести из садка в море. И не просто перенести, но ещё накинуть поводок, сделать так, чтобы вёрткая, как вьюн, и скользкая, как угорь, прилипала, оказавшись на привязи, чувствовала себя свободной.
Нкуэнг умел проделывать всё это лучше кого-либо другого. Рыба не успела опомниться, как океаниец выхватил её из садка, взнуздал и, опустив в воду, пришлёпнул спинной плавник к борту лодки, как пришлёпывают глину к стенке, когда штукатурят дом.
Очутившись таким не очень приятным способом в море, прилипала ударила хвостом раз, другой, но тут же ycnoкоилась. Всё идёт как надо: она держится спиной за что-то надёжное и это надёжное куда-то двигается. Раз есть движение, значит, будет корм. Так заведено в океане.
ЛЕС ПОД ВОДОЙ
Сначала Нкуэнг действовал веслом, потом поставил парус. Ветер подхватил и понёс лодку к тому месту, где на дне, под толщей прозрачной воды, растёт густой коралловый лес, безмолвный, неподвижный, странный.
Любит морская живность такую подводную чащу. Здесь есть где укрыться мелкой рыбёшке, есть за что зацепиться крабу, есть чем поживиться рыбе покрупнее. Мелкота стаями шныряет среди коралловых ветвей, крабы, спрятавшись в углублениях, только клешнями шевелят, а хищники, живущие за счёт рыбьей мелочи, не торопясь тенями скользят то здесь, то там, высматривая добычу.
Немного существует мест на свете, где вода была бы такой же прозрачной, как здешняя. Каждую веточку коралла можно разглядеть.
Потому-то Нкуэнг и направил сюда свою лодку. Он знал, где ему охотиться. Ловить черепах с помощью прилипалы нужно в прозрачной воде.
ИНОЙ МИР
Ох, и интересно! Часами смотри — не насмотришься. Совсем иной мир.
Нкуэнг свесил голову над краем лодки. Новый мир раскрывался перед ним. Ему видно, его не видно. Никто поэтому не стесняется, жизнь идёт заведённым порядком.
Вон без всякого стеснения омар схватил зазевавшуюся рыбёшку. Та плыла по своим делам, не заметила притаившегося в расщелине рака-великана, и готово. Была рыбка, нет рыбки.
Запасливый Нкуэнг имел с собой завёрнутый в банановый лист кусок вяленого мяса. Глядя на омара, ему очень хотелось отрезать сколько-то от своего запаса, привязать к верёвке и опустить перед самыми клешнями морского разбойника. Тот, конечно, не удержится, уцепится за приманку, а уцепившись, мигом окажется на дне лодки. Варёный омар — вкусное блюдо. Ребята Нкуэнга завизжат от радости, когда увидят такую добычу. Но нет, не придётся им обсасывать лапы и клешни рака-великана. Нкуэнг не за тем находится здесь. Он черепаху высматривает. А возня с омаром может её напугать. Охотник продолжал вглядываться в глубину. Что случилось? Почему так отчаянно шевелятся громадные рачьи клешни?
Оказывается, омара схватил осьминог. Несколькими щупальцами он держался за глыбу коралла, а одним сжимал морского рака. Вскоре он раздавил его, как яичную скорлупу.
Нкуэнг терпеть не может осьминогов. Ему было жаль, что борьба так быстро окончилась и не омар вышел из неё победителем.
«Ты плохой, гадкий! — ругал про себя Нкуэнг восьми-ногого разбойника. — Думаешь, это тебе даром пройдёт? Нет. Рыбка съела червяка, и её омар схватил, омар съел рыбку, и его ты схватил, а тебя тоже кто-нибудь схватит. Тебя меч-рыба на куски разорвёт или пила-рыба пополам разрежет. В океане всегда так бывает».