Больше, чем что-либо на свете
Шрифт:
Ужин прошёл в молчании. Темань ела мало и медленно, пытаясь продумать ход беседы, а Северга уплетала за обе щеки. На её месте Темань не была бы столь спокойной...
– Ну, что ты там хотела сказать? – отодвинув пустую тарелку и откинувшись на спинку стула, спросила супруга. – Впрочем, погоди: я плесну себе, так мне будет удобнее слушать.
Янтарная, крепко и резко пахнущая жидкость с бульканьем покидала кувшинчик, переливаясь в хрустальную чарку. Северга бросила щипчиками пару кубиков льда и отхлебнула добрую половину, даже не поморщившись.
– Северга, нам необходимо расстаться. Я прошу тебя о разводе.
Темани самой не верилось, что она говорит
– Это с какого перепугу? – хмыкнула та.
Темань, собравшись с духом, выдала, словно в холодную воду прыгнула:
– Я долго думала и поняла, что ты никогда не любила меня. Вернее, я всегда чувствовала и знала это, но пыталась убедить себя в обратном. Настала пора прекратить себя обманывать. Я долго закрывала глаза на твою неверность, делала вид, что ничего не происходит... Ты же в своих походах позволяешь себе развлекаться, не так ли? Не будем отрицать, это всегда было и есть. А то, что я чувствовала к тебе, это... Это не любовь, это зависимость – и похуже, чем от выпивки. Я судорожно и отчаянно цеплялась за тебя, на тебе сошёлся клином свет, это было какое-то безумие... И неудивительно: я была неопытной девчонкой, когда ты очаровала меня и увезла из дома. Следует воздать тебе должное, ты честно предупредила, что с твоей стороны любовью и не пахнет, но я, юная дурочка, возомнила, что смогу добиться её от тебя... Завоевать. Как же я ошибалась! – Темань с горькой усмешкой звякнула чашкой по блюдцу. – И что в итоге? Я провела в этих мечтах годы – целую бездну лет! Я закрывала глаза на правду. Я сама придумала твою любовь и жила с этой выдумкой. Но знаешь... Я уже не та, что прежде. Много всего случилось, многое изменилось. Больше я не та глупая девочка.
Вскинувшаяся рука Северги потребовала тишины, и Темань смолкла, задыхаясь, будто кто-то перехватил и стиснул ей горло. Её грудь вздымалась, пальцы тряслись и плясали.
– Недостаток всех писателей – многословие, – сказала Северга, едко поблёскивая морозными искорками в глубине зрачков. – Дорогая, ты не пробовала обходиться десятью словами вместо сотни? Поверь, это возможно. Ну что ж... Коль ты заговорила о разводе, значит, пути отхода ты себе уже подготовила. Уже нашла мне замену, детка? И кто это?
Северга не кричала, не стучала кулаком по столу, просто уничтожала Темань спокойствием и этой холодной усмешкой. Её глаза дышали вьюгой.
– Впрочем, зачем я спрашиваю? Это же и так ясно. – Северга, устремив глаза вверх, обратилась к дому: – Домик! Скажи-ка мне, старина, кого госпожа Темань в моё отсутствие чаще всего принимала в гостях?
«По моим сведениям, чаще всего госпожу Темань посещала госпожа Леглит, – последовал бесстрастный и убийственно честный доклад. – Количество её посещений во время твоего отсутствия составляет двести сорок шесть раз».
Глаза Северги поблёскивали сквозь насмешливый прищур.
– Ну, что и требовалось доказать, – сказала она почти весело, вот только взгляд её оставался холодным. – Следует признать, Леглит тебе больше подходит, чем я. Но, если честно, зодчий – не самый лучший выбор. Насмотрелась я в детстве на свою матушку Воромь... Хорошего мало, поверь. Зодчий и семья – понятия едва ли совместимые. Они же живут своей работой... И умирают на ней. Так что... Не советую, детка. Не советую.
– Если мне потребуется твой совет, я сама его спрошу, – процедила Темань, с нарастающим беспокойством прислушиваясь
– Не хочешь меня слушать, упрямая девочка? А зря. – Северга улыбалась горьковато и беззлобно, глядя на Темань даже с какой-то грустью. – Ладно, как знаешь... Но в разводе надобности особой нет. Скоро будет новая большая война, которая, скорее всего, станет для меня последней. Так что недолго тебе осталось терпеть меня. Вдовой быть почётнее, нежели разведённой. Да и ни к чему тебе сейчас вся эта канитель... – Северга кивком показала на живот Темани. – Так что мой тебе ответ: давай оставим всё как есть. Получишь извещение о моей гибели – вот тогда и делай, что вздумается. Сходись с кем хочешь, это твоя жизнь, ты сама себе хозяйка.
Темань сидела, словно клинком к месту пригвождённая. Невидимый ледяной меч вошёл ей под рёбра, не давая дышать, а с неживых, бескровных губ сорвалось хрипло:
– Почему ты так уверена... что эта война последняя для тебя?
– Не знаю, – пожала плечами Северга. – Предчувствие, наверно. – И добавила с усмешкой: – Ты чего так побледнела? Не грусти, малышка. У всех нас есть свой час. Все мы смертны, рано или поздно конец настаёт. Я, пожалуй, даже слишком зажилась на свете для воина.
Темань, скованная скорбным холодом и окаменевшая, могла только беззвучно шевелить губами. Ни слова не слетало с них.
– Ладно, детка, я прогуляюсь... Может быть, выпью где-нибудь. – Северга поднялась из-за стола и щёлкнула пальцами. К ней тут же услужливо подлетела вешалка с кафтаном, плащом и шляпой. – Извини, тебе идти со мной не предлагаю по понятным причинам... Отдыхай. Скорее всего, вернусь поздно, так что не жди, ложись спать.
Слёзы покатились по щекам Темани не сразу. После ухода Северги она ещё посидела за столом с четверть часа, бессмысленно разглядывая свои разом озябшие пальцы, сложенные на коленях. Северга убила её своим ответом. Вся решительность и злость, твёрдость и сила вмиг ушли, как почва из-под ног, и Темань барахталась в холодной пустоте и страшном предчувствии потери. Да, она приняла решение расстаться с Севергой, но не так. Не так!..
Оцепенение сменилось беспокойством. Темань задыхалась, металась из комнаты в комнату, хваталась то за одну вещь, то за другую. Сердце и душа кричали, криком заполнилось всё пространство, а живот ныл всё тревожнее. Распахнув окно, она ловила ртом закатную прохладу и не могла надышаться.
Нет, никуда ей не деться от этого недуга, не победить его... Плеснув себе в лицо воды, Темань провела мокрыми пальцами по зеркалу в купальной комнате. Пять полосок пересекли отражение её несчастного, растерянного лица с полными слёз глазами. Пока Северга была далеко, она день за днём убивала, выворачивала наизнанку, высмеивала, обесценивала в собственных глазах свои чувства к ней, она почти разлюбила, почти презирала, почти остыла и успокоилась. Отмучилась. Вернее, думала, что отмучилась. Северга вернулась – и она опять до крика, до слёз, до дрожи в руках боялась её потерять.
«Ты никогда не забудешь меня, – говорило ей лицо Северги, вставая перед её мысленным взором. – Ты – моя до конца твоих дней».
Боль и тоска обступили её плотным, текучим коконом. Она ослепла и оглохла – даже не услышала тихого звона дома, означавшего, что кто-то вошёл. И не увидела, как дверь купальной комнаты открылась, а поэтому вздрогнула, ощутив тяжесть знакомых рук на своих плечах.
– Это кто у нас тут сырость разводит, а? – ласково защекотало ей ухо пахнущее хмельным дыхание Северги. – А кому вредно расстраиваться и плакать в его положении, м-м? Ну-ка, в постельку... Баиньки, живо.