Больше, чем что-либо на свете
Шрифт:
Рамут уснула у навьи на плече, и Северга осторожно уложила её в свою постель, укрыв одеялом. Склонившись над ней, она любовалась её чистым личиком, озарённым мягким внутренним сиянием; её губы скользили в воздухе над ним, не смея целовать и лишь удалённо лаская дорогие сердцу черты. Они зависли над губами девушки, ловя тёплое дыхание и согревая их своим, а потом прильнули ко лбу и не отрывались от него очень долго. Уступив Рамут кровать, Северга постелила плащ на полу, взяла одну из подушек и улеглась.
Пробуждение было грустным, полным тоски и колющей боли.
«Что же ты наделала со мной, Рамут! Зачем ты впрыснула мне в кровь эту сладкую нежность? Ты ослабила меня так некстати... Теперь, вместо
Так думала Северга, поднимаясь со своей жёсткой постели. Дочь ещё спала, и она не стала её будить. Плащ с подушкой остались на полу, а навья пошла к колодцу умываться. Плеская себе в лицо пригоршни холодной воды, она фыркала и отдувалась, ловила прищуром мокрых ресниц первые лучи Макши. Нет, она должна убить госпожу Раннвирд, хоть вездесущие глаза Рамут и говорили укоризненно: «Она – мать Темани». Эти глаза заменяли ей совесть, но она не могла сейчас позволить себе роскошь быть совестливой: это поставило бы жизнь дочери под угрозу. Госпожу Раннвирд в её мщении могла остановить только смерть.
И Северга надела доспехи на сердце. Подбежавшую к ней Рамут она поприветствовала сдержанно и сухо, почти холодно; ветви медового дерева, отягощённые плодами, клонились к лицу девушки, касаясь её щёк. «Самая прекрасная, самая светлая и удивительная», – так мог бы сказать восхищённый зверь-убийца, но сейчас ему следовало снова стать самим собой – неистовым, беспощадным и непоколебимым. Ради неё же, ради Рамут. Быть её слугой, её защитником – неласковым, страшным на вид, но лишь для того, чтоб она жила и ничего не боялась.
– Опять ты... будто каменная, – грустно вздохнула Рамут. – Как будто и не было всего, что мы сказали друг другу вчера.
– То, что было сказано между нами, останется в моём сердце, – без улыбки сказала Северга. – Мне сейчас нужно сосредоточиться на деле. Я уже мыслями там.
– А мне ты совсем не оставишь ничего, никаких мыслей на прощание?
В обрамлении плодоносящих веток Рамут сияла, словно какая-то богиня света и земной красоты. Её лицо приближалось и тянулось к Северге, но зверь не мог снять броню ради этого. Он уже застегнулся на все пуговицы. Коснувшись губами лба дочери, Северга проронила:
– До свиданья, детка. Всё будет хорошо. Ни одна тварь тебя больше не тронет, я обещаю.
Бенеде навья наказала не отпускать Рамут из дома без сопровождения, пока она не сообщит в письме, что всё в порядке. Куда бы девушка ни пошла – за травами ли, за ягодами или ещё куда-то, всюду с ней должен был находиться кто-нибудь из мужчин, а лучше – хотя бы двое. И желательно с оружием.
– Сделаем, – коротко кивнула костоправка.
Прибыв в Берменавну, где госпожа Раннвирд была градоначальницей, Северга к своему удивлению и досаде узнала, что матушку Темани несколько дней назад заключили под стражу по обвинению в подготовке государственного переворота и покушения на Владычицу Дамрад. Почему к досаде? Над госпожой Раннвирд нависла грозная тень смертного приговора, и Северга жалела, что эта тварь умрёт не от её руки, а под мечом палача. В гостинице она неожиданно столкнулась с Теманью. Судя по лицу жены, в последние дни она очень много плакала. Увидев Севергу, она упала ей на грудь, даже не задавшись вопросом, какими судьбами ту сюда занесло.
– Матушку... Матушку схватили, – рыдала Темань. – Это какая-то ошибка... Недоразумение... Я не верю, не верю, что она могла что-то там готовить... заговор, покушение... Это бред какой-то!
Приобняв её и похлопывая по лопатке, Северга бормотала:
– Ну-ну... Держись, держись, крошка.
– Я просила о свидании, но меня к ней не пускают! – пожаловалась Темань навзрыд. – Я её дочь, родственников должны пускать! Я не понимаю...
–
В гостинице Темань была вынуждена поселиться оттого, что роскошный особняк взятой под стражу градоначальницы, в котором она выросла, заняла Владычица Дамрад, потеснив живущую в нём семью. Государыня лично прибыла в Берменавну для свершения правосудия.
Северга добилась приёма у Великой Госпожи. Дамрад приняла её в полвосьмого утра, любезно усадив за накрытый к завтраку стол. Владычица сегодня была без своего рогатого шлема, в строгом тёмно-сером чиновничьем кафтане – из дорогого сукна и безупречно пошитом. Её белые волосы были гладко зачёсаны и убраны в узел, а высокомерные брови и холодные пристальные глаза чуть подведены тёмной краской, иначе лицо повелительницы было бы совсем блёклым.
– Всегда рада тебя видеть, Северга, – сказала она. – Выражаю твоей супруге своё искреннее сожаление. Государственным преступникам не полагаются свидания, но ради твоих заслуг я могу сделать исключение и позволить твоей жене увидеться с матушкой один раз. В следующий раз она сможет увидеть её только на казни.
– То есть, это уже дело решённое? – спросила Северга.
– Вполне, – кивнула Дамрад. – Вина Раннвирд доказана полностью, тянуть с исполнением приговора не вижу смысла. Её деятельность давно была под наблюдением, под нашим колпаком. Доказательства собирались долго и тщательно. В её шайку были внедрены мои верные люди. Как ни таилось это сборище по подвалам, по деревням, по сараям – их всё равно вычислили. И все их грязные замыслы раскрыты. Всё записано до последнего словечка. Под грузом неопровержимых доказательств она признала свою вину. Учитывая это обстоятельство, позорная казнь через повешение ей заменена на отсечение головы мечом. Одна только загвоздка у нас сейчас: в Берменавне, оказывается, нет палача. Пригласили из Гамалля... Если к пятнице не успеет прибыть, придётся казнь переносить, а это – хлопоты.
Зверь в Северге зарычал, чуя кровь, а нутро вздрогнуло в предвкушении единственной возможности покарать гадину своей рукой.
– Владычица, ничего переносить не придётся, – сказала она. – Палач из Гамалля, скорее всего, к пятнице не успеет. Я могу взять на себя это неблагодарное, грязное, но необходимое для государства дело. Никакого вознаграждения за это мне не нужно: я почту за радость свершить правосудие. Я сумею, будь уверена. Мечом я владею весьма изрядно, ты знаешь.
– В твоём искусстве я не сомневаюсь, Северга. – Дамрад с поклоном-кивком приподняла подкрашенную бровь, улыбнулась уголком губ. – Но работа палача – дело нечистое, ты права. Не всякий за него возьмётся. И тем выше я ценю твоё рвение и твою преданность государству. Я с благодарностью принимаю твоё предложение. Начало – в девять утра. К восьми тебе следует прибыть на главную площадь города. В помещении под помостом тебя снабдят всем необходимым и дадут указания. Ну, а прочие участники заговора уже дождутся палача из Гамалля, так что и для него работа найдётся – не зря приедет.
Северга поднялась и звучно щёлкнула каблуками.
– Всё будет исполнено в точности, государыня. Одна только просьба: моя жена не должна знать, что приговор её матушки приведу в исполнение я.
Дамрад понимающе кивнула.
– Разумеется, Северга. Личность палача останется в тайне.
Вернувшись в гостиницу, навья нашла жену в обеденном зале. Она проводила время в обществе её здешних старых приятельниц; те, как могли, утешали её, подбадривали, поддерживали и живо обсуждали происходящее. Пили за столом отвар с молоком и вино. Северга нахмурилась, заметив, что супруга налегает на последнее. Ограниченная в горячительном дома, тут она, похоже, отводила душу. Квохчущие голоса сливались в непрерывное бормотание.