Больше, чем что-либо на свете
Шрифт:
– Я приду на площадь, – пообещала Темань, обливаясь слезами.
– Не надо, дитя моё, это слишком тяжело, лучше простимся сейчас... Если Ремингер с Треймом не потянут расходов, пусть Ирмрид удочерит кто-нибудь из твоих старших сестёр. Она ещё совсем мала. Об одном только жалею – что не увижу, как она растёт...
И в комнате для свиданий снова раздавались звуки поцелуев. В соответствии с возложенными на Севергу обязанностями надзирателя, ей следовало прервать это, она и так позволяла Темани с матушкой слишком много, но язык не поворачивался сказать «довольно», а руки не поднимались
Наконец она всё-таки мягко взяла Темань за плечи и отстранила от решётки.
– Ну, всё... Всё, милая. Пора.
Когда они покинули комнату для свиданий, Темань затряслась от рыданий и начала сползать на пол. Её выражение чувств всегда было немного картинным и преувеличенным, но сейчас даже привыкшей к этому Северге стало не по себе. Подхватив супругу, она отнесла её в повозку на руках.
В ожидании пятницы Темань почти не вставала с постели, то и дело начиная тихо плакать. От еды она отказывалась, пила только отвар тэи с молоком, и Северге приходилось почти силой заставлять её съесть хоть кусочек. Рано утром в пятницу она чувствовала себя так дурно, что ни о каком посещении площади не могло быть и речи.
– Дорогая, там будет толпа, – отговаривала жену Северга. – Толкучка, давка. Ни к чему это тебе... Да и само зрелище – тягостное. Зачем тебе смотреть, как твою матушку обезглавливают? Лучше запомни её живой.
– Я должна увидеть её в последний раз, – тихо затряслась Темань, заламывая руки.
– Нет, крошка, не спорь, – твёрдо сказала Северга. – Ты останешься здесь, а я, пожалуй, схожу. Если получится, передам ей от тебя последний привет.
Темань уткнулась ей в плечо.
– Передай... Скажи ей, что я её люблю...
– Непременно.
Зеваки начали собираться на площади задолго до начала казни. Высокий помост, покрытый чёрной тканью, оцепляли воины с обнажёнными саблями. Небо хмурилось, грозясь разразиться дождём, но время от времени сквозь низкие тучи проглядывал светлый луч. Точно в назначенное время Северга, закутанная в плащ с поднятым и надвинутым на лицо наголовьем, проскользнула за чёрный полог и очутилась под помостом. Там, озарённый тусклым зеленоватым светом пузыря глубоководной рыбы-зубастика, её ждал голубоглазый незнакомец в чёрном кафтане, чёрных сапогах и таком же плаще. Шляпы он не носил, тёмно-пшеничные кудри падали ему на плечи пружинистыми прядями.
– Моё имя – Вук. Я помощник Её Величества по особым поручениям.
Что-то в нём было примечательное. Хорош собой он был бесспорно, но даже не красота и голубоглазая, золотоволосая стать привлекала в нём. Его глаза напоминали Северге её собственные – пронзительные, холодные. Он был не из презираемых Севергой лизоблюдов, в нём проступало достоинство и какая-то цепкая, хлёсткая сила. Сила нездешняя: что-то в нём чувствовалось чужое, иномирное. Может, оттого, что он не красил глаз чёрной тушью, в отличие от большинства мужчин Нави, а может, что-то в его выговоре настораживало Севергу. Почему-то ей показалось, что он говорит на неродном для себя языке, хотя ошибок он не допускал и произносил всё чётко и правильно. Пожалуй, слишком правильно, даже образованной Темани было до него далеко.
– Слушай порядок казни.
– А ты сам, часом, не из палачей будешь? – усмехнулась Северга. – Всё так досконально знаешь...
– Нет, я не палач, – чуть улыбнулся Вук, показывая острые белые клыки. – Но по долгу своей службы обязан разбираться и в этом. Я, как ты помнишь, помощник Владычицы по особым поручениям, а поручения всякие бывают. Так вот... Самое главное: отрубить голову нужно с одного удара, чтоб бедолага не мучилась. Сможешь?
Северга хмыкнула. На поле боя она только и делала, что упражнялась в этом.
– Ещё спрашиваешь...
– Я обязан спросить, – сказал Вук с любезной улыбкой, но от этой любезности мороз пробирал по коже. – Ты всё-таки женщина... Женщину в качестве палача я вижу впервые.
Глухое раздражение зарокотало в груди рыком. Северга оскалилась:
– Слушай, приятель... Я не женщина, я – воин. – И она распахнула плащ, под которым был мундир. – Окончила школу головорезов Дамрад. Слыхал про такую? А потом участвовала в стольких войнах и заварушках, что уже со счёту сбилась. Так что засунь себе свои вопросики в задницу, красавчик.
– Понял, – усмехнулся Вук с поклоном. – Прости, если обидел. Так вот... Когда голова отрублена, надо поднять её и показать толпе. Если есть волосы, то за волосы. Наша осуждённая пострижена, так что бери за уши, она уже не обидится. Потом тело с головой положат в гроб, но это уже не твоя работа. Твоя работа окончена, можешь спускаться сюда, переодеваться и идти домой.
– А что будет с телом? – полюбопытствовала навья.
– Сожгут, – ответил Вук. – Обычно родственникам отдают, но с государственными преступниками всё иначе. Они уже изгои даже для своей семьи. Ну что ж, вот твоё рабочее орудие, – Вук вручил Северге меч, – а вот одёжа. Мой долг выполнен, наставления тебе даны, так что всего доброго и прощай.
– Честь имею кланяться, – чуть нагнула голову Северга.
Всё облачение палача было чёрным: жёсткие перчатки с раструбами почти до локтя, кожаные штаны и короткая приталенная куртка со стоячим воротником, высокие сапоги и маска-колпак с прорезями для глаз, полностью скрывавшая голову и шею. Поверх неё надевалась простая чёрная треуголка без перьев. Переодевшись во всё это и спрятав волосы, Северга вскинула меч на плечо и неспешно поднялась на помост. Толпа заговорила, зашушукалась:
– Палач... палач...