Больше, чем что-либо на свете
Шрифт:
Навья встала на своё место и приняла позу «спокойной власти». Была только половина девятого, осуждённую ещё не привезли. От нечего делать разглядывая толпу, Северга вздрогнула: в первых рядах она увидела Темань в чёрной шляпке с пышными чёрными перьями. Бледность её лица просто пугала, она была на грани падения в обморок, но каким-то чудом держалась на ногах. Порой она закрывала глаза, словно ею овладевали приступы дурноты. Северга окаменела с одной только мыслью: «Крошка, ну зачем?» Жене было трудно стоять, но сидячие места предназначались только для высокопоставленных лиц и самой Дамрад – в стороне от толпы, на возвышении справа от помоста. Владычица тоже была здесь – и тоже вся в чёрном, только
Впрочем, Северге было не до прелестей наследницы престола. Она не сводила взгляда с жены, которая еле стояла, то и дело закатывая глаза. Навья под маской скалилась и кусала губы: не подойти, не подхватить. Почему-то Темань не взяла с собой никого из своих приятельниц – может, не догадалась, а может, те сами не захотели пойти. Вот и вся цена их дружбы. Темани даже опереться не на кого было.
Зря навья так буравила супругу тревожным взглядом: та, будто что-то почувствовав, тоже посмотрела на неё. Разумеется, она не узнавала Севергу в облачении палача; её бледное, но прекрасное лицо выражало такое ледяное, пронзительное презрение и смертельную ненависть, что Севергу невольно охватило дыхание мороза среди лета. Конечно, вся ненависть Темани была предназначена палачу, который собирался лишить жизни её матушку, но стоило лишь снять маску – и то же самое получила бы сама Северга. «Если она узнает, я потеряю её», – давила на грудь угрюмая, лохматая, как волк, боль.
Вот показалась наконец повозка с осуждённой. На свидании госпожа Раннвирд держалась бодрее, а сейчас её круглое лицо как-то разом осунулось, глаза мертвенно ввалились, став тусклыми, пустыми. Это была печать смерти, печать обречённости. Северга неотступно следила за Теманью; у той при виде матушки градом покатились по лицу слёзы. Начали зачитывать приговор, но Северга не вслушивалась. «Только не падай, крошка, только не падай, – мысленно молила она жену. – Я не смогу тебя подхватить».
Она стояла, расставив ноги и опираясь на рукоять меча, непоколебимая, как гора, и неумолимая, как правосудие. Когда взгляд Темани задерживался на ней, в нём проступал ужас. Осуждённая между тем отказалась от последнего слова, а на вопрос о признании своей вины ответила так:
– Я не считаю себя преступницей. Я считаю себя борцом за свободу своего родного края от удушающего гнёта нынешней власти.
Лицо Дамрад осталось каменным, глаза ледышками сверкали из-под шляпы. Она чуть приметно взмахнула рукой в чёрной перчатке, и госпожу Раннвирд поставили на колени перед плахой. Настало время Северге говорить положенные слова, а она опять не могла оторвать взгляда от Темани, которую, похоже, охватил какой-то припадок: она то задыхалась, ловя ртом воздух, то зажмуривалась, то широко распахивала глаза. Да, не подозревала Северга, замышляя покарать госпожу Раннвирд своей рукой, что это будет так трудно. Если б Темань осталась в гостинице, всё было бы проще, и душа навьи не рвалась бы в клочья. Она не могла бросить меч, сойти с помоста и обнять жену, ей оставалось только мысленно молить: «Темань, девочка, держись, прошу тебя».
За плечом Северги раздалось чьё-то «кхм», и она вспомнила о своих обязанностях. Склонившись к уху осуждённой, она проговорила вполголоса, но внятно, чеканя
– Госпожа Раннвирд, вам привет от вашей дочки Темани. Она вас очень любит, чего я не могу сказать о себе. К счастью, моя дочь, смерти которой вы так страстно желали, жива и невредима, а подосланные вами убийцы получили по заслугам. Как сейчас получите и вы. Ваша борьба против власти меня не касается. Я караю вас только за то, что вы посмели поднять руку на чистое, невинное создание, юное и прекрасное, не сделавшее зла никому в своей жизни.
Глаза госпожи Раннвирд выпучились и безумно засверкали.
– Ты?.. – прохрипела она. – Так это ты...
Рука Северги неумолимо уложила её наголо остриженную голову на плаху. На затылке госпожи Раннвирд собрались жирные, покрытые щетиной складки. Меч уже взвился в воздух, как вдруг над толпой вспорхнувшей птицей пронёсся пронзительный крик:
– Нет! Матушка!
Осуждённая вскинула голову, Северга устремила взор на звук. Случилось то, чего она и боялась: Темань лишилась чувств и упала в толпе.
– О нет... Темань, детка! – вскричала госпожа Раннвирд. Она сама бросилась бы к дочери, но мешали кандалы. – Да помогите же ей кто-нибудь! Её же растопчет проклятая толпа! – И, вскинув на Севергу сверкающий жгучей ненавистью взор, прорычала сквозь клыки: – Ты, чудовище! Сделай что-нибудь!
Северга вонзила меч в плаху и под всеобщее изумлённое «ах!» спрыгнула с помоста – стройная, сильная, как гибкий чёрный зверь. Она и без просьбы госпожи Раннвирд бросилась бы к Темани без колебаний. В толпу она врезалась неистовым вихрем, раскидывая всех направо и налево, и нашла жену... Та лежала, безжизненно раскинув руки и подогнув ноги, а из её ноздрей текла тонкая струйка крови. Северга помертвела: неужели кто-то из этих тупых зевак ударил её, лежащую, ногой? Или наступил на неё? Поворот головы был ужасающе глубок – так обычно бывало, когда шея свёрнута... Бросаясь к ней и поднимая её на руках, она хриплым, неузнаваемым шёпотом бормотала:
– Детка, нет, нет... Девочка моя... – Вынося её из толпы, навья уже только шевелила губами без звука: – Живи, крошка. Прокляни меня, убей... Только живи.
Перед нею очутилась Владычица Дамрад – видно, сошла со своего зрительского помоста. Заглядывая Темани в лицо, она проговорила деловито:
– Дай-ка, я её осмотрю. – Стянув перчатку, Дамрад прощупала на шее сердцебиение, кивнула. – Ничего, всё хорошо, прелестная госпожа Темань жива. У неё всего лишь глубокий обморок от переживаний, а кровь пошла носом от них же.
Севергу кольнуло то, как она сказала это: «Прелестная госпожа Темань» – с нежным придыханием и ядовитой лаской во взгляде. В женской красоте государыня толк понимала, хоть и содержала несколько мужей и кучу наложников. Она любила и тот, и другой пол. Впрочем, сейчас это было неважно: от облегчения сердце Северги словно провалилось куда-то в живот. Жива, это главное. А Темань вдруг открыла глаза, в течение нескольких мгновений смотрела на Севергу, потом перевела взгляд на Дамрад и тут же снова бесчувственно запрокинула голову.
– Дай её мне, – сказала государыня, заботливо протягивая руки к Темани. – Я подержу её, а ты возвращайся к своим обязанностям.
Изящно сложенная Дамрад не выглядела могучей, но Темань приняла на руки легко, будто дитя:
– Иди ко мне, – приговаривала она ласково. – Вот так... Всё хорошо.
Северга была вынуждена оставить жену с нею и вернуться на помост. Госпожа Раннвирд по-прежнему корчилась у плахи: подняться на ноги ей не позволяли, и она переминалась с колена на колено. Ёрзала она не только от волнения за дочь, но и оттого, что ей с её весом просто больно было так стоять на твёрдом.