Больше, чем друзья

За пять лет до основных событий

Это произошло в мое последнее крымское лето.

Мне было шестнадцать — вся жизнь впереди. Только мне тогда так не казалось.

Переливающаяся, как хамелеон, спортивная бэха Кости Баринова спускалась по горному серпантину к морю. За рулем сидел он, на пассажирском — всем недовольная я. Мы ехали в ближайший городок гулять по набережной и есть мороженое. Не то чтобы

нам хотелось сладкого, просто моему охреневшему брату приспичило остаться в летнем доме Бариновых вдвоем с девушкой.

На побережье опускалась темная южная ночь. Сквозь приоткрытые окна слышалось пение цикад. Гуляющий по салону воздух был пропитан ароматами моря и сосен. Меня все дико раздражало.

Мне было шестнадцать. Я не умела контролировать эмоции.

— Включи уже кондей! — скорее потребовала, чем попросила, натянув на голову капюшон. — Чертов ветер спутал волосы!

Костя глянул на меня снисходительно и поднял стекла.

— Ты что такая злющая сегодня? Месячные, что ли? — усмехнулся криво, чем еще больше взбесил.

— Отвали, — прошипела я. — Достало, правда.

Мы цеплялись с ним весь день, чаще всего с моей подачи. Эта поездка на многое открыла мне глаза. С закрытыми жилось спокойнее.

— Ты снова поругалась с Максом? — догадался Баринов.

— Он наорал на меня ни за что! И все из-за этой Лизы. Носится с ней, как с писаной торбой, а сам вообще-то женат на Карине! Придурок, ненавижу!

— Эу, полегче. Ты же в курсе, что он женился из-за тебя. Опекунство иначе не давали.

— Я его не просила! Меня тетка могла взять под опеку. Я бы тогда сама жила, в нашей с мамой квартире, — пыхтела я, насупившись.

Наша с Максом мама умерла весной. Моего отца не стало раньше — я тогда училась в третьем классе. Я осталась сиротой, не нужной никому, кроме жившего в Австралии старшего брата. Он прилетел меня забрать, но переезжать в чужую страну я не захотела.

— Маха, — вздохнул Костя. — Самостоятельность в твоем возрасте чревата большими проблемами. Ты умная, тебе учиться надо. У Макса есть возможность дать тебе престижное образование.

— Учиться я могу и здесь. Школ и университетов хватает. Ты бы за мной приглядел, если что… Поговори с Максом, Коть. Пожалуйста…

Я смотрела на него с надеждой и мольбой. Но напрасно.

— Прости, малая, но это бессмысленно. Ты же знаешь, какой он упертый. Да и не доверит он тебя никому. Мне ­так точно.

— Тебе он всегда доверял больше всех.

— Раньше да, но не теперь. В этот его приезд мы чёт хреново ладим.

Костя тяжело вздохнул. Они с Максом были неразлучны с детского сада и оставались лучшими друзьями после переезда брата на другой континент. Я догадывалась, какая кошка между ними пробежала. Ее звали Лиза Бережная, мы занималась с ней танцами в одной студии.

— Это все из-за нее, из-за этой Лизки! Она всю неделю околачивалась у нас дома.

Они с Максом обжимаются и сосутся постоянно, думают, что я не вижу…

— У них любовь, малая. Я за них рад!

Костя постучал пальцами по рулю. Радости я не заметила ни в голосе, ни во взгляде. Бережная ему нравилась. Это злило сильнее, чем то, что с ней таскался мой женатый брат.

— Я слышала, как вы с Максом ссорились из-за нее, — призналась я.

Костя продолжал тарабанить пальцами по рулю. Разговор ему не нравился.

­— Дружба с твоим братом, Маша, всегда была и будет для меня на первом месте. Ни одна девушка не поссорит нас с Максом. Это железно.

Его ответ мне понравился, но не успокоил. Ревность грызла мерзким червячком, не давала покоя.

Мне было шестнадцать, я была максималисткой и хотела знать правду.

— Ты на нее запал? — спросила в лоб.

— Что за бестактные вопросы, мелочь? — возмутился Костя. — Твой курносый нос еще не дорос, чтобы так нагло совать его во взрослые дела. Уймись!

— Сам уймись, Костичка, — процедила я самый дурацкий вариант его имени. — Я не маленькая, давно уже выросла! Все вижу, все понимаю… Читаю тебя на раз-два!

Откинувшись на подголовник, он засмеялся так, словно я сморозила чушь. Это выбесило окончательно. Поморщив нос, я фыркнула и вывалила язык.

— Харэ шипеть, кобра! Сними уже свой капюшон!

Костя прихватил трикотажную ткань кофты, потянул. Я дернула головой, увернулась. Его рука соскочила на мою грудь и задержалась. Он пощупал меня. Я резко отшатнулась. Щеки будто кипятком обожгло. Лифчика на мне не было, соски почему-то торчали.

Баринов вернул руку на руль, снова постучал по нему пальцами. Он выглядел удивленным, немного растерянным, но быстро взял себя в руки и усмехнулся:

— Кое-что у тебя точно выросло, Маруська. Теперь вижу, что не маленькая, сисечки ничего так, торчат…

Сердце бешено колотилось. Мне стало стыдно, обидно и нестерпимо жарко. Я сняла кофту, забросила ее на заднее сиденье и, вздернув подбородок, выпалила:

— Какой же ты придурок! На всю голову озабоченный!

Костя снова засмеялся, и я демонстративно отвернулась. Мы уже ехали по городу, пробирались ближе к набережной. Он высматривал место для парковки, а мне не терпелось поскорее выйти из машины.

Едва она остановилась, я выскочила, как ошпаренная, и рванула вперед по аллее. Баринов догнал меня уже на набережной. Взяв за локоть, тормознул и подтянул к себе.

— Прости, я не специально, — шепнул на ухо.

Моя кожа покрылась мурашками. Захотелось стукнуть Костю, а еще больше — обнять. Я путалась в своих желаниях.

Мне было шестнадцать, я была наивна и по уши влюблена.

— Ладно. Но ты не дразни меня коброй. И не называй Маруськой. Терпеть не могу.

— А ты меня Костичкой, оки? И не шипи, а то бесишь.