Больше, чем друзья

Эклер Натали

Беру стакан воды и выхожу на небольшую кормовую палубу, где тихо и спокойно. Настроения бухать и веселиться нет. Все мысли о том, что было прошлой ночью. Флешбечит ежеминутно, изматывает. С утра маюсь, бешусь от недосказанности, но чувства вины или сожаления, как ни странно, не испытываю. Хочу узнать, что обо всем этом думает Маша. На поцелуи она отвечала. Я видел в ее глазах страсть, девочка звенела от возбуждения.

Между нами есть особое притяжение. Оно чувствуется с первого дня и заметно со стороны.

Мы его оба сдерживали, поэтому так мощно рвануло. Об этом надо поговорить и понять, как быть дальше. Делать вид, что ничего не было, не выйдет.

Солнце ушло за горизонт, океан стал серым и будто потяжелел. По периметру яхты зажглись гирлянды. Стало уютно и романтично. Жаль, Машенька ко мне не присоединится. Поболтали бы. Хочу понять ее позицию.

Поворачиваюсь и вижу, что она стоит в середине каюты и машет руками. Что-то яро доказывает. Похоже, Радункову. Интересно, что.

Допиваю воду и возвращаюсь.

Ужин и пьянка в разгаре. Звон бокалов, смех, разговоры одновременно на нескольких языках. На фоне всеобщего галдежа Машкин голос выделяется возмущенной интонацией.

— То, что творится руками человека в море — это беспредел! Океан загрязнен пластиком и химотходами, животные гибнут, многие становятся жертвами браконьеров… Некоторые виды на грани вымирания. По-твоему, это не проблема?

— Всех не спасти, Машенька. В этом мире выживает сильнейший. Таков закон природы, — разводит руками вальяжно развалившийся на диване Кирилл.

— Уничтожать планету — закон природы? Ты просто снимаешь с себя ответственность, чтобы спокойно заказывать в ресторане стейк из голубой акулы и черепаховый суп, — наезжает она.

Кир аж воздухом поперхнулся, но сказать нечего. Молчит. И все затихли. Спор привлек внимание.

Первым свои пять копеек решает вставить тот самый хер с алмазных приисков. Пытается Кирюшу защитить.

— Ох уж эти зоозащитники! Вас, блаженных, послушать — жрать ничего нельзя. Животных жалко, рыбу вылавливать плохо. Только вы забываете, что человек — это хищник, он травой питаться не может!

— Тут я могу поспорить, — замечает Оля, которая вегетарианка и, если честно, выглядит куда лучше пережаренного на тропическом солнышке северянина.

— Еще одна нашлась, — отмахивается он и продолжает нападать на Машу. — Вот ты, девочка, акул жалеешь, а они нас жрут без сожаления.

— Акулы нападают на человека крайне редко. За год во всем мире фиксируется около пятидесяти случаев, и погибают далеко не все. А знаете, сколько акул в год убивает промысел? Порядка ста миллионов! И я не преувеличиваю.

— Да и хер с ними! — раздражается северный олень Аркаша. — Нашла кого жалеть! Пусть уже скорее все передохнут, без них прекрасно проживем.

— А вот и нет. Когда исчезает целый вид, рушится экосистема, от которой человек зависит больше, чем вы себе

представляете. Я прошу не игнорировать проблемы экологии, потому что знаю, насколько они серьезные, — уверено выступает эколог Мария Лесниченко, и я открыто ей любуюсь. — Если ничего не делать, наши с вами потомки только на картинках увидят милых тюленей и улыбчивых дельфинчиков. Они вымрут, как мамонты.

— В дельфинариях останутся, — вклинивается Радунков.

— Не останутся. Они не размножаются в неволе, — отбивается Машка.

— Да и хер с ними! — повторяется грубиян Аркадий. — Мне в принципе посрать, что увидят мои потомки. Не факт, что они у меня будут. Сейчас приоритеты другие. Да, цыпа?

Он хватает за задницу стоящую рядом эскортницу, та поддакивает и сует ему в рот крупную клубнику.

— Очень жаль, — тухнет Машка. — Мне вас очень жаль.

— Меня жалеть не надо, — предупреждающе рычит олень. — У меня все зашибись! Ты тут шампанское за мой счет пьешь, так что будь добра, девочка, не еби мозги. Не мешай людям красиво отдыхать!

— Боже, как мелко… Я верну вам деньги за это шампанское.

Маша ставит недопитый бокал на стол и пролетает мимо меня на палубу.

— Это было грубо, Аркадий, — бурчит Радунков.

— А чего она умничает? Загрузила всех своей экологией, — оправдывается тот. — Бабы сейчас всякой херней страдают вместо того, чтобы своими прямыми обязанностями заниматься.

— Это ты про «у плиты стоять и детей рожать»? — прищуривается Олька.

— Именно! И ноги вовремя раздвигать, — ржет он, звонко шлепнув губастую фифу по ляжке.

— Да не обращайте на нее внимания! — неожиданно громко подает голос Лина. — Эта Машка ужасно заносчивая, любит людям отдых обосрать. Не надо было ее брать на яхту.

Договаривает и смотрит на меня испугано.

— Тебя забыли спросить. Ты лучше помалкивай, — советую.

Я собирался вступить в разговор раньше, еще на старте заткнуть рты всем, кто рыпнулся на Маху, но предоставил ей возможность самой это сделать. Если честно, хотелось понаблюдать за ней такой деловой и отчаянной, и я в восторге от девчонки. В ней столько чести и достоинства, столько правильных мыслей в ее чудесной головке, столько доброты в сердце. Всегда знал, что она умница, теперь считаю идеальной.

— Вечер подпорчен, но не страшно. Ща все бахнем по «Северному сиянию»[1] и помиримся! — вещает заметно подпитый Аркаша.

Он еще с берега мешает «Моет» с «Абсолютом», уверяя, что никогда не пьянеет. Фееричный долбоеб.

— Перед девочкой надо извиниться, — говорю ему максимально спокойно.

— За что? Она у тебя неадекватная, Кость. Воспитывай лучше.

— Так она не его девушка. Просто знакомая! — возмущенно пищит Каролина.

Метнув в нее молнию, снова смотрю на оленя.