Больше, чем ты знаешь
Шрифт:
– Да не мне, а тебе, – простонала она, прижимаясь к его груди. – Опасность грозит тебе!
– Хорошо, – покорно повторил он, желая только одного – чтобы она успокоилась, – я постараюсь, чтобы никто не причинил вреда мне.
Рассердившись, Клер стукнула его кулаком.
– Что ты знаешь о проклятии?! – крикнула она. От досады она даже перестала дрожать. – От проклятья кровь потечет рекой, Языки пламени взовьются вверх, Палящее солнце – жара и зной Выжгут травы под корень, как острый серп.
Реки бурные выйдут из русел своих. Дожди беспрерывные будут лить. Затянется небо, каждый день будет
Задохнувшись, Клер вскочила. Сейчас она была похожа на древнюю пифию. Рэнд осторожно взял ее за руки и попытался усадить.
– Ну какое же это проклятие, Клер? – сказал он, пытаясь успокоить взволнованную жену.
Она с досадой затрясла головой.
– Меркуцио, – прошептала она. – Помнишь? Ты же сам сказал…
Глаза Рэнда расширились. Чуть слышно выругавшись сквозь зубы, он прижал Клер к груди.
– Послушай, Клер, я вовсе не это имел в виду!
– Именно это.
Обнимая жену, Рэнд замолчал, понимая, что спорить бесполезно. «Слова тут вряд ли помогут», – подумал он. Вместо этого он принялся утешать Клер, гладя ее спутанные волосы и шепча на ухо какие-то бессмысленные ласковые слова. Он не знал, сколько прошло времени… может, несколько минут, а может, час… прежде чем тело Клер отяжелело в его объятиях. Набухшие веки устало сомкнулись, дыхание стало ровным. Она уже крепко спала, а Рэнд все еще боялся отпустить ее.
Первые утренние лучи, выглянув из-за горизонта, залили лагуну золотистым сиянием. Пробиваясь сквозь темно-зеленый полог листьев, они золотыми стрелами осыпали землю.
Опустившись на колени у берега, Рэнд погрузил ладони в воду, ополоснул лицо и шею, пригладил спутавшиеся во сне волосы. На горизонте, сквозь просвет в зеленой стене листьев, виднелись мачты стоявшего на якоре «Цербера». Стало быть, обойдя вокруг острова, Катч вернулся еще ночью, сообразил Рэнд, стиснув зубы. При мысли о том, что Катчу могло повезти больше, чем ему самому, он почувствовал невольный укол ревности.
Когда Рэнд обернулся, Клер уже проснулась. Обхватив себя руками, она зевнула и потянулась, как сонная кошечка. И тут же испуганно застыла, услышав сорвавшийся с губ Рэнда смешок.
– Могу я хоть минуту не бояться того, что кому-то придет охота подсматривать?! – проворчала она.
Рэнд смущенно кашлянул.
– Конечно. Я уже отвернулся, – поклялся он.
Клер ему не поверила. Повернув голову в ту сторону, откуда до нее донесся голос Рэнда, она поднялась и неуверенно двинулась в его сторону. Добравшись до берега, она последовала примеру Рэнда, встала на колени и плеснула водой себе в лицо, чувствуя взгляд мужа. Прохладная вода, скатившись по шее, намочила ворот ее рубашки.
– Ммм, как приятно, – промурлыкала она, – я даже чувствую солнечные лучи!
Кожа ее горела. Солнце, запутавшись в волосах, заставило их сверкать и переливаться всеми оттенками рыжего и золотисто-каштанового. В профиль Клер выглядела на редкость соблазнительно, а когда, умывшись, наконец повернулась к нему, Рэнд с удивлением убедился, что солнце тут ни при чем. Просто сейчас лицо Клер казалось безмятежно-счастливым, как будто, плеснув водой себе в лицо, она разом смыла терзавший ее страх.
Единственное, что пришло Рэнду в голову, – это поцеловать ее. Так он и сделал.
– Почему? –
– Потому что мне этого захотелось. Улыбка ее стала нежной.
– Гедонист! – насмешливо фыркнула она и резко выбросила руки вперед. Но Клер неправильно рассчитала расстояние, на котором был от нее Рэнд, и только чудом оба не свалились в воду. Хохоча, Клер отпрянула в сторону, легко увернувшись от его рук.
Рэнд, убедившись, что промахнулся, только досадливо покачал головой. Глаза его смеялись. Он посмотрел на жену, уверенной походкой пробиравшуюся туда, где на ложе из папоротников они провели минувшую ночь, и во взгляде его вспыхнуло неприкрытое восхищение. Ориентировалась она прекрасно. К тому времени, как он присоединился к ней, Клер уже отыскала свою одежду и принялась натягивать ее на себя.
Усевшись на землю, Рэнд вытащил из кучи одежды свои носки и башмаки.
– Нам надо обсудить то, что произошло ночью, – проговорил он.
Клер лениво натягивала чулок. Слова Рэнда заставили ее замереть. Пальцы, вцепившиеся в край чулка, слегка побелели. На губах появилась улыбка, полная насмешливого презрения к самой себе.
– Значит, это все-таки был не сон, – прошептала она.
– Нет, – подтвердил Рэнд, – не сон.
Клер медленно опустила голову. Совсем не это ей хотелось сейчас услышать… но по крайней мере это было то, чего она ожидала.
– Ты сможешь… простить меня? Оt изумления брови Рэнда поползли вверх.
– Простить тебя?! Но за что?
– За то, что я была такой… такой… – заикалась она.
– Такой слабой и женственной? – насмешливо подсказал Рэнд.
– Ты так говоришь только потому, что на этот раз я не швырнула тебе в голову ничего тяжелого! – тут же взвилась на дыбы Клер.
Рэнд невольно улыбнулся. «Что ж, – подумал он, – доля правды в этом есть».
– Я так сказал только для того, чтобы ты поняла, как это глупо с твоей стороны просить прощения за подобные вещи. – Улыбка исчезла с его губ, взгляд стал серьезным, даже мрачным. – Нынче утром я хотел бы обследовать Пулоту более тщательно. И особенно то место, где стоят тики. Если хочешь, я прикажу отвезти тебя назад на «Цербер». В конце концов, какой смысл для тебя оставаться здесь, в особенности если это место внушает тебе такой страх.
– Нет, я хочу остаться, – возразила Клер, – я хочу быть с тобой. Прошлой ночью я просто потеряла голову. Сегодня мне уже лучше. Честное слово, Рэнд!
Рэнд готов был поклясться, что ей до сих пор трудно говорить о том кошмаре, который терзал ее ночью. Легкие морщинки залегли в уголках ее рта.
– Расскажи мне о том, что пришло тебе в голову, – попросил он.
Натянув второй чулок, Клер задумчиво разгладила его, чувствуя, как знакомый страх кольцом сдавил грудь.
– До сегодняшней ночи мне как-то даже не приходило в голову, насколько пострадала вся ваша семья. Твой отец и все братья погибли, а сестра… вряд ли она решится выйти замуж. Я сообразила, каким камнем оно давит тебе на плечи… Эти слова в заклятии – те самые, которые, как ты думал, относились к драгоценным камням, образовывающим радугу, – с таким же успехом они могут относиться и к войне, в которой тебе пришлось принять участие.