Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года
Шрифт:
Создание Красной армии началось еще в Петрограде. Очень скоро большевики поняли, что замена постоянной армии народной милицией была только мечтой, и притом довольно опасной. От старой армии остались бренные останки. [340]
После октябрьского переворота только казачьи полки сохранили сплоченность и соблюдали воинскую дисциплину, но отнюдь не из уважения к большевистской власти. Они стремились домой, на Дон и Кубань, где дезертир тут же становился изгоем. В большинстве случаев большевики давали казакам вернуться домой, что было весьма предусмотрительно. В остальных случаях вооруженные солдаты терроризировали жителей городов и деревень, в общем, всех, за исключением врага. (Матросы, как мы уже говорили, были сущим наказанием для своих сограждан.) Чиновникам из Смольного, которые пытались, впрочем, без особого энтузиазма, предотвратить беспорядки, «гордость и слава русской революции» доступно объяснила, что если моряков не оставят в покое, то они придут в Смольный и «покажут им». Правительству ничего не оставалось, как насильственно разоружить солдат. Отряды Красной гвардии, сформированные из рабочих, окружили вооруженную толпу и заставили сдать оружие. Серьезное беспокойство вызывали и так называемые национальные части, состоявшие из поляков, украинцев и других национальностей. Все они, не считая знаменитых латышских стрелков, не питали дружеских чувств к большевикам. Ленин лично заверил этих солдат, что они будут обеспечены продовольствием
340
См.: Ереемеев К. Зарождение Красной армии // Пролетарская революция. 1928. № 4. С. 155.
Наконец-то до большевиков дошло, что придется начинать все сначала. Первоначально Красная армия комплектовалась по принципу добровольности и состояла в основном из рабочих. Но где было взять офицерский состав? Большевики обратились с призывом к бывшим царским офицерам поступить на военную службу. Это было трудное предприятие. Солдату внушили, что офицер – враг и предатель, и теперь он появился опять, правда, без эполет и под другим названием, но с прежними полномочиями. Для движения, провозгласившего себя продолжателем французской революции и не забывшего о судьбе небезызвестного французского генерала, вопрос военного командования был весьма щекотливым. Никто не мог принять первого советского Верховного главнокомандующего Николая Крыленко за потенциального Наполеона, но в целях безопасности в воинские части были направлены комиссары для наблюдения за командирами и укрепления морального духа солдат. Своеобразное советское представление о командовании привело к созданию высшего коллегиального органа. Итак, комитет, состоявший из трех человек, поначалу руководил Комиссариатом по военным и морским делам. Один из них, наш старый друг Дыбенко, показал прекрасный пример воинской дисциплины, когда в марте был заключен в тюрьму за вопиющее злоупотребление служебным положением. Досрочно освободившись, Дыбенко отправился на юг в сопровождении моряков. Он заявил, что его преследуют за политические убеждения (как и его супруга, мадам Коллонтай, он был левым революционером) и что подчинится только приговору людей, избравших его (по-видимому, моряков!), а не завистливых товарищей-комиссаров. [341]
341
Он, конечно, вернулся, был прощен, продолжил карьеру советского сановника и дожил до сталинского режима.
Ленин чувствовал растущее раздражение к коллегиальному руководству, особенно в военных делах. В марте Троцкий стал наркомом по военным делам, и с его назначением на эту должность связана история создания Красной армии.
Никакая организация царского режима не воплощала для революционеров большую несправедливость, чем знаменитая охранка, являвшаяся чем-то вроде государства в государстве. Если бы кто-то предположил, что всего через два месяца после формирования советское правительство учредит институт собственной секретной полиции, которая затмит небезызвестное царское охранное отделение, Ленин назвал бы такого «предсказателя» клеветником и реакционером. С момента создания эта организация являлась предметом особого внимания Ленина. Во времена царского режима даже русские консерваторы с ненавистью относились к деятельности охранного отделения. Высший свет не жаловал руководство охранки; министры испытывали неловкость, говоря об охранке. Общественное мнение было возмущено ее деятельностью. Ленин, напротив, адресуясь к советскому прообразу охранки, с гордостью говорил: «Наша замечательная ВЧК», «Наши храбрые чекисты». Владимир Ильич не случайно превозносил ВЧК; на это у него имелись две веские причины. Во-первых, многим большевикам с их революционными и социал-демократическими традициями была противна сама идея создания подобной организации. С помощью постоянных похвал, расточаемых вождем, члены партии сначала привыкали к существованию этой организации, а следом начинали понимать, что для коммуниста нет работы благороднее и ответственнее, чем служба в ВЧК. Восхваление этой организации, которая для многих революционеров являлась прежде всего печальной необходимостью, несомненно, проистекало из особенностей его характера. Она была создана в противовес всем «прекрасным» идеям либералов и социал-демократов. Она олицетворяла непреклонную решимость пролетариата безжалостно расправляться с врагами (и с теми, кто недостоин находиться в рядах пролетариата), вопреки наивным рассуждениям о терпимости, мягкости, необходимости соблюдения закона и всего этого либерального балласта, который Ленин ненавидел еще будучи студентом юридического факультета. Это была следующая стадия в его никогда не прекращающейся борьбе с традициями собственного класса, оружие, с помощью которого он мог терроризировать этих напыщенных, ненавидимых им профессоров, юристов и журналистов, воображавших, что революция может пройти безболезненно, в соответствии с учениями Джона Стюарта Милля и Толстого. В молодости Ленин был противником индивидуального террора (ярким примером для него послужила неудачная попытка брата); подобные действия не могли изменить ход истории. А вот теперь он разрешал и даже поощрял то, что фактически являлось полицейским террором в массовом масштабе. Задумывался ли он, куда все это может привести Советское государство?
История советских органов безопасности в какой-то степени дает ответ на этот вопрос. Сначала Комиссариат внутренних дел взял на себя выполнение стандартных полицейских функций. В октябре он состоял из двух человек, чьи имена приобрели впоследствии зловещую известность: Дзержинского и Уншлихта. Комиссариат руководил полицией страны, переименованной в народную милицию. Советы требовали предоставления независимости милиции, и, как другие советские институты, в начальный период комиссариат утонул в бесконечных межведомственных спорах с местными Советами и другими комиссариатами. Чтобы выбраться из этой бюрократической трясины, в Петрограде был создан специальный комитет для борьбы с актами беззакония. Это была знаменитая «комната № 75» в Смольном, где специальная комиссия под председательством друга Ленина Бонч-Бруевича в срочном порядке решала все проблемы, связанные с беспорядками в Петрограде. 7 декабря 1917 года была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем, ВЧК, положившая начало системе безопасности и сыгравшая важную роль в истории России. [342]
342
Коммунисты страдали навязчивой идеей менять названия. В случае с политической полицией предполагалось (увы, без малейших на то оснований), что каждое новое название будет свидетельствовать о том, что система все строже придерживается законных методов. В 1922 году ВЧК была упразднена, часть функций перешла к судебным органам, часть – к Государственному политическому управлению (ГПУ). В 1923 году создано Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ), которое приобрело еще более зловещую известность, чем его предшественники. Затем на защите «социалистической законности» стояли НКВД, МВД и КГБ.
В определении «чрезвычайная», несомненно, была вновь обретенная уверенность и, возможно, сознание вины за создание организации, идущей вразрез с революционным идеализмом. Еще одна любопытная особенность. С
Председателем ВЧК стал Феликс Эдмундович Дзержинский, впоследствии возведенный в ранг коммунистического святого, «рыцарь без страха и упрека», как писали о нем советские писатели. Родившись в семье польского дворянина, еще мальчиком Дзержинский оказался перед решением трудной проблемы: стать католическим священником или революционером. Став революционером, большую часть своей жизни он провел в тюрьмах и ссылках. У большевиков, к которым он пришел из рядов Польской социал-демократической партии, за ним закрепилась репутация фанатика, человека, может, и не слишком умного, зато кристально честного и невероятно преданного Ленину. Владимир Ильич отвечал взаимностью и, хотя Дзержинский не поддержал его позицию в отношении подписания Брестского мира, оставил его на посту председателя ВЧК, несмотря на частые жалобы на неуравновешенность Дзержинского. Действительно, трудно считать абсолютно нормальным человека, который неоднократно обращался в Совнарком с ходатайством об отмене смертной казни, одновременно руководя массовыми расстрелами сотен и тысяч людей.
Поначалу предусматривалось, что одной из самых серьезных санкций ВЧК будет лишение виновных продовольственных карточек. Но вскоре Ленин настоял, чтобы «спекулянтов и контрреволюционеров расстреливали на месте». Предполагалось, что в период перемирия с Германией немцы потребуют освобождения прибалтийских помещиков, задержанных большевиками, поэтому было принято решение расстрелять их. Однако Комиссариат юстиции и левые эсеры решительно воспротивились столь варварскому решению. [343]
343
См.: Лацис A4. Создание Комиссариата внутренних дел // Пролетарская революция. 1925. № 3. С. 166.
Это была первая заявка на «классовый террор, то есть уничтожение людей не за реальные или предполагаемые заговоры, а просто за их классовое происхождение».
Коммунисты превозносили Дзержинского за поддержание железной дисциплины в ВЧК, за честность и неподкупность его сотрудников. К моменту переезда правительства в Москву ВЧК насчитывала уже 120 человек. «Москвичи плохо приняли ВЧК» [344] , – жаловался Петерс.
Он перечисляет некоторые «незначительные» инциденты, которые привели к недоразумениям. Зайдя в бар, чекисты услышали критику в адрес советской власти. Они достали револьверы и застрелили семерых «хулиганов». Враги народа были повсюду. Во время циркового представления клоун Бим-Бом пошутил над большевиками. Опять в ход пошли револьверы, и были убиты несколько зрителей (Петерс соглашается, что им следовало подождать и арестовать клоуна после спектакля). «В общем, – грустно добавляет Петерс, – за первый год ВЧК расстреляла недостаточное количество людей: мы еще были неопытны». За первый год, по официальным данным, было приведено в исполнение 6300 приговоров. За участие в контрреволюционных организациях – 1637; за участие в беспорядках – 2431; за подстрекательство к беспорядкам – 396; за дезертирство – 39(!) и так далее. [345]
344
Петерс Я. Работа в ЧК в первый год революции // Пролетарская революция. 1924. № 10. С. 8.
345
См.: Аацис A4. Два годы войны на внутреннем фронте. М., 1920. С. 75.
19 ноября 1917 года Ленин объявил: «Мы не применяем террор, как это делали французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, и я надеюсь, не будем».
Только неисправимые идеалисты могли обсуждать необходимость существования подобной организации в революционный период. Конечно, число жертв ВЧК значительно меньше, чем было убито с обеих сторон во время Гражданской войны, не говоря уже о массовых убийствах гражданского населения и Красной, и Белой армиями. Но речь идет о стиле работы ВЧК, который оставил неизгладимый след на советской системе. Террор как средство достижения и сохранения власти превратился в управленческий прием, который использовался в борьбе с бюрократизмом, в случае неэффективности труда и так далее. ВЧК, несмотря на невероятные беспорядки первых дней, с помощью принуждения установила «настоящую» дисциплину. Ленин поддался соблазну. «Стреляйте», «угрожайте расстрелом», – дает он рецепты для решения самых незначительных административных проблем. Плохая телефонная связь? В телеграмме Сталину Ленин советует: «Пригрозите расстрелом идиоту, который отвечает за телефонную связь». [346]
346
Ленин В.И. Собр. соч. Т. 30. С. 338.
Ленин предложил приговорить издателя, напечатавшего книгу без индексов, к шестимесячному заключению. его возмутило поведение Зиновьева, который был против немотивированного террора в отношении бывшего среднего класса. «Я возражаю, – пишет он Зиновьеву, – чтобы мы вмешивались в абсолютно правильную революционную инициативу масс». [347]
Возрождение армии и милиции привело к увеличению разногласий между большевиками и их бывшими союзниками, левыми эсерами и анархистами. Советское государство больше не нуждалось в анархистах. К тому же многие приверженцы философии князя Кропоткина теперь стали обыкновенными бандитами. [348]
347
Там же. Т. 33. С. 275.
348
Кропоткин – известный революционер, отстаивал принцип добровольного сотрудничества как основу социальной системы. Ленин уважал Кропоткина и, когда узнал, что Кропоткин нуждается в помощи, приказал обеспечить его продуктами и медицинской помощью. Ленин имел беседу с Кропоткиным, во время которой старый анархист пытался обратить Владимира Ильича в свою веру, заменить принуждение сотрудничеством.
В апреле 1918 года ВЧК разгромила анархистский центр в Москве. Робинсу и Локкарту показали дома, где анархисты якобы предавались разврату, пока в дело не вмешались чекисты. Однако в газетах появились критические замечания: «До сегодняшнего дня большевики заигрывали со своими «левыми» друзьями… Понятна терпимость большевиков к анархистам: они были способны захватывать дома и доставать оружие». [349]
Газета анархистов взорвалась угрозами: «Вы каины… Ленин воздвиг свой октябрьский трон на наших костях… наш Октябрь еще впереди…» Превосходный повод, чтобы заставить большевиков от слов перейти к делу. Красная армия и ВЧК решили доказать, что никаких будущих «октябрей» не будет.
349
The Bolshevik Revolution 1917—1918, Documents and Materials, edited by James Bunyan and H. H. Fisher. Stamford, 1934. P. 584.