Большие дела
Шрифт:
Вежливый какой. А зелёный-то, пацан, практически.
– Товарищ лейтенант, может объясните мне, что происходит? Пожалуйста. А то я тут сижу в неведении.
– Не могу, - разводит он руками.
– Рад бы, да не могу. Я не знаю, кто вы и почему здесь. Знаю только, что вам нельзя никуда звонить и ни с кем разговаривать.
– А с вами? С вами разговаривать можно?
– Только по вопросам, касающимся вашего пребывания в этом кабинете.
– А вы недавно работаете?
– спрашиваю я.
– Это к делу не относится, но да, недавно, -
Сразу видно, паренёк необстрелянный ещё, не обтёршийся и не испортившийся о возможностей своего положения.
– После школы милиции?
– спрашиваю я.
– Я тоже собирался, да пулю бандитскую схлопотал.
– Чего?
– недоверчиво улыбается он.
– Мне даже медаль дали. Печёнкин лично вручал. Не веришь?
– Не особо, если честно.
– Тебя как зовут? Я Егор Брагин. Смотри, я расстёгиваю пуговицы на рубашке и демонстрирую шрам.
– Ого, - присвистывает он.
– Я Артём Першин. Реально преступники тебя так?
– Ага, Пантелей Кулагин, кот погоняло. В Москве дело было.
– Как тебя туда занесло-то?
– удивляется он.
– В командировке был. Я первый секретарь комитета комсомола швейной фабрики.
– Серьёзно? Что-то не пойму, как тогда вышло, что тебя подозревают?
– Да это Печёнкин личную месть мне устроил. Продажный он…
Я не успеваю перевербовать своего стража, потому что открывается дверь и в неё заглядывает мой старый «дружок» Зарипов.
– Товарищ лейтенант, - рапортует он.
– Сержант Зарипов для охраны подозреваемого прибыл.
– Ну, ладно, Брагин, - говорит Першин, вставая из-за стола.
– Бывай. Удачи тебе.
– И тебе, Артём, - говорю я, - удачи. Невеста нужна будет, заглядывай. У нас на фабрике их много. Все только тебя и ждут.
Сижу, жду. Время тянется медленно. Зарипов за столом как истукан, деревянный солдат Урфина Джуса, никаких эмоций, ни даже искорки жизни в стеклянных имитациях глаз. Дело идёт к обеду. Не то, чтобы мне хотелось есть, хотя и это тоже, но тратить время впустую и быть отрезанным от всей информации совсем не прикольно.
Через полчаса ожидания дверь открывается и в кабинет входит его превосходительство генерал Печёнкин. В мундире, с наградными колодками, с сияющими звёздами и горящими чем-то недобрым глазами.
– Здорово, Егорка, в жопе касторка, - задорно говорит он и делает знак Зарипову, который вскакивает и тут же вылетает из кабинета.
– Игривое настроение?
– подмигиваю я.
– В предчувствии фиаско что ли, товарищ генерал, чтоб вас конь отодрал?
– Достукался ты, малолетка. Мента завалить - тут и сам Брежнев тебя не спасёт.
– У вас горячка, Глеб Антонович, причём белая. Лечиться надо.
– Водитель твой дал показания уже, что ты был неподалёку от места преступления в момент совершения этого зверства.
– Ого, вот это да, ничего себе, улика железобетонная. Кого убили, можно узнать?
– Того, с кем у тебя
– О, так вы, оказывается, в курсе всего на свете? Понятно, а я-то думаю, вы или не вы? Убить меня хотели? Но это ж какую смелость нужно иметь и уверенность. Стало быть, что-то изменилось, да? Изменилось, раз вы такой резкий стали. Замаячил московский огонёк? И включил его вам кто-то очень влиятельный. Кто, скажите, не будьте таким скрытным. Караваев что ли? Но он сам по себе не такая уж мощная фигура.
– Мыслитель, - довольно хмыкает Печёнкин.
– Подумай. Время на размышления - это единственное, что у тебя скоро останется. И анальная боль.
– Какой вы неприятный, товарищ генерал-майор, - усмехаюсь я.
– Крайне неприятный и даже немного мерзкий. Знаете, кстати, где ваш Снежинский?
– Да мне похеру, сынуля, где он. Мне важно, где ты. И теперь никуда ты от меня не денешься.
– Посмотрим, - улыбаюсь я.
Улыбаюсь, но под ложечкой посасывает. Тревога - это такая штука, от которой одной улыбочкой не отделаешься. Я не сомневаюсь, что мои соратники по длине всей вертикали сейчас решают, вытаскивать меня или нет. Это особо циничные, а остальные, разумеется, думают лишь о том, как именно вытаскивать.
И здесь, я полагаю, решающее слово остаётся за зятем генсека и первым с этого года замом министра генерал-лейтенантом Чурбановым Юрием Михайловичем. И самым важным моментом окажется то, насколько его проняли мои слова о будущем. А я, надо сказать, не проявил особого мастерства в области красноречия, разговаривая с ним о перспективах. Мог бы и получше постараться, честно говоря…
Я, конечно, надеюсь и на Галину Леонидовну, но тут уж, как говорится, ой, Галя-Галя, моя бабушка сказала надвое…
А ещё важный вопрос - насколько силён этот Караваев и кто стоит между ним и министром, и какие ещё у него есть связи, и кто заинтересован в его победе надо мной и над Чурбановым, собственно говоря…
– Посмотрите, конечно, - великодушно позволяет Печёнкин.
– Только что вы увидите? Комбинашка была беспроигрышная. Он тебя грохнет - хорошо. Ты его - тоже хорошо. В зоне всё одно сдохнешь, а может и до зоны ещё.
– Удивляюсь я уму вашему, - качаю я головой.
– И откровенности тоже. Сразу видно, государственный человек, хоть и в провинции сидите.
Мы ещё какое-то время перебрасываемся словами, пикируясь подобным образом, а потом он уходит, оставаясь в крайне радостном и благодушном настроении. Я снова остаюсь один на один с Зариповым и опять погружаюсь в раздумья.
Судя по всему, что-то происходит. Идут торги, переговоры или отдаются приказы, и мне остаётся только ждать. Проходит не менее часа, прежде чем в кабинет возвращается молодой лейтенант Першин.
– Егор, - говорит он и протягивает бумажку.
– Вот пропуск. Можешь идти, разобрались, похоже, что не того взяли.