Большое зло и мелкие пакости
Шрифт:
С этой минуты Сидорину захотелось курить и хотелось все нестерпимей до самого конца торжественной части.
На банкет — как называлась в пригласительном билете выпивка с закуской, на которую он даже сдал деньги, выцарапав их из семейного бюджета, — он не собирался оставаться. Он ни с кем не хотел общаться и был совершенно уверен, что Дина на “банкет” тоже не останется. Это было совсем не в ее духе. Он хотел дождаться ее отъезда и потихоньку уйти, но, пока он выбирался из ряда неудобных стульев, которые хлопали складными сиденьями и цепляли за брюки, у дверей уже собралась толпа, и Дина, за которой он следил весь вечер,
Он стал оглядываться по сторонам, как собака, внезапно потерявшая хозяина посреди людной улицы, но найти ее никак не мог, и тут вдруг кто-то тронул его за рукав.
Он оглянулся, недовольный тем, что ему мешают, и увидел… ее.
— Привет, Володя, — сказала она весело, — такая толпа, что я не знаю, как выбраться. Ты меня проводишь?
Игорю Никоненко было тоскливо. С самого утра он писал отчет. К обеду от писанины он совершенно обалдел, а когда взглянул на плоды трудов своих, понял, что не сделал и половины. До завтра все равно не успеть. Самым логичным в этом случае ему показалось бросить этот гребаный отчет и поиграть на компьютере.
Ну и что? Все играют, и он тоже хочет поиграть. И хрен с ним, с отчетом.
Только-только супермен, сжимавший в мужественных ручищах вороненый бластер, добрался до третьего уровня, только-только замочил десяток каких-то гадов, которые караулили его за поворотом, только подобрал с цементного пола пульсирующее красное сердце, что означало еще одну жизнь, только сообразил своей тупоумной суперменской башкой, в какую сторону ему надлежит двигаться, как Игоря вызвало начальство.
От неожиданности капитан Никоненко не успел даже сохранить свои успехи в компьютерной памяти и всю дорогу в кабинет к начальству жалел об этом.
Едва переступив порог кабинета, он позвоночником почувствовал, что надвигается шторм с элементами цунами и тайфуна, вернее, уже надвинулся вплотную, можно сказать, накрыл с головой. Начальство устраивало сотрудникам прочистку мозгов.
Как говаривала незабываемая Донна Роза: “У меня сегодня большая стирка. Мне нужно намылить голову своему управляющему”.
На этот раз начальство мылило головы сотрудникам изобретательно и с огоньком. Долго мылило. Тщательно. Старалось изо всех сил. Не иначе ему самому, начальству то есть, с утра тоже хорошенько намылили башку.
Игоря не слишком заботило неудовольствие шефа, потому что он был новый сотрудник. Как выразился тот же шеф, месяц назад принимая его на работу, “молодой”.
“Молодой сотрудник” Никоненко в “органах” проработал уже десять лет и вновь оказался молодым потому, что из райотдела в Сафонове его перевели в Москву, в Главное управление. Повысили то есть. В подмосковном Сафонове Игорь Никоненко родился и вырос, прожил там все свои тридцать четыре года, ушел оттуда в армию, каждый день ездил в Москву в университет, когда из нее вернулся, и там же работал, когда окончил университет.
Теперь он снова ездил — час туда и час обратно, если без “пробок”, — потому что его повысили. Предложили престижную работу. Признали его сыщицкий талант и почти десятилетний опыт. И теперь он снова стал “молодым сотрудником”. Хорошо хоть не вечно молодой, как дедушка Ленин.
Начальство с упоением изобличало подчиненных во всех мыслимых и немыслимых смертных грехах, а капитан Никоненко рисовал в блокноте своего давешнего супермена. Рисовать он не умел, поэтому супермен выходил малость кособоким. Руки у него были длиннее, чем нужно, а ноги, наоборот, слишком короткими, отчего супермен очень напоминал гориллу. Игорь ничего не имел против гориллы, поэтому переделал супермена в гориллу, и рисунок стал совсем ни на что не похож. В смертных грехах, за которые начальство сейчас снимало со всех стружку, Игорь не мог быть повинен, поскольку это были давнишние грехи, и к нему они отношения не имели, но так как все что-то старательно записывали — вот поглядеть бы, что именно! — он тоже делал вид, что записывает.
Может, у них так принято. Так сказать, элемент корпоративной этики. Он пока не слишком в этом разбирался.
Промывание мозгов продолжалось довольно долго и окончилось уже под вечер, когда засинели длинные мартовские сумерки и окна в противоположном крыле стали один за одним загораться желтым учрежденческим светом.
— Что-то сегодня особенно смачно, — высказался Сергей Морозов, когда наконец все вышли из полковничьего кабинета и с облегчением закурили, отчего в коридоре сразу повисло сизое облако, — видать, директива какая-то пришла.
— Может, просто настроение такое, — предположил Игорь, — Или у него это под настроение не бывает?
— Под настроение тоже бывает, — согласился Сергей, — но когда под настроение, то все же не так… Поспокойнее.
— Да какая еще директива! — вмешался Слава Дятлов, с которым Игорь делил кабинет. — Директива все время одна и та же — хреново работаем. Вон хоть кино посмотри! Кто самые большие придурки? Менты! Кто самые оголтелые взяточники? Менты! Сейчас очередного журналиста укокошат по пьяни или из-за бабы, кто будет виноват? Опять менты!
— Это смотря в каком кино, Слава, — сказал Никоненко, рассматривая свою сигарету. Такие разговоры он не любил. — В некоторых фильмах менты очень даже героические. Их в основном по НТВ показывают. Тех, которые героические.
Дятлов переглянулся с Морозовым, как будто Игорь сказал бог знает какую глупость.
Пока еще он не был для них “своим”, поскольку из района перешел к ним совсем недавно, и им нравилось играть в столичных профессионалов, утомленных серостью деревенского мальчонки, выпрыгнувшего из болота прямо на самый верх.
“Верх” от “низа” почти ничем не отличался, кроме жалкого полтинника, добавленного к зарплате, постоянных взбучек нервного начальства, которое тоже существовало под постоянной угрозой взбучек от начальства более высокого, и лишнего часа, потраченного на дорогу от Сафонова до громадного серого здания в самом центре Москвы, в котором и располагалось “райское место”, предмет гордости столичных профессионалов, вроде Дятлова с Морозовым.
Впрочем, что это он к ним прицепился? Через месяц они забудут о том, что Игорь Никоненко когда-то был “чужой”. С кем-то из них он сработается легко и просто, с кем-то не сработается вовсе, и водку они станут пить, и врать друг другу о своих победах, и прикрывать друг другу спины при какой-нибудь, боже сохрани, стрельбе, и когда через год или два в их отделе появится еще какой-нибудь пришелец из района, Игорь Никоненко тоже будет смотреть на него насмешливо и малость свысока.