Большой куш
Шрифт:
Уит уставился на нее.
— Ты просто неподражаема.
— Я реально смотрю на жизнь.
— Ты предлагаешь не поднимать скандал и не оспаривать завещание, если Люси от тебя откупится? — Он покачал головой. — Отправляйся красить свою задницу и выкатывать ею очередное настенное творение.
— Люси не стоит того, Уит. Она не стоит твоей карьеры. Ради бога, она всего лишь какой-то телефонный экстрасенс. Скажи честно, положа руку на сердце: ты ведь и сам считаешь ее обычной мошенницей?
— Мошенница? Вот и от тебя дождались доброго слова. Мне кажется, Сюзан, что тебе лучше удается развлекать подвыпившую толпу на вечеринке, чем заниматься живописью. Только так я могу
Сюзан резко встала.
— Мои картины висят в домах многих хороших и очень хороших юристов в этом городе, Уит. Передай Люси, что я не буду оспаривать завещание, если ты по собственной инициативе откажешься от этого дела, а она все-таки решит поделиться со мной, скажем, тридцатью процентами наследства. Не будем жадничать.
— Можешь быть на сто процентов уверена, что не получишь ни цента.
— Теперь это должна решать уже Люси, — невозмутимо произнесла Сюзан. — Верно?
Вокруг Клаудии то и дело появлялись размытые образы людей, которых она знала в жизни, словно они действительно могли ступать по волнам, не погружаясь в воду. Ее дедушки и бабушки, родители — кто-то суровый, кто-то улыбающийся. Ее мама, распекающая дочь за то, что та выпрыгнула с «Мисс Катрин», будто лодка, с которой вывалилась Клаудия, была тем же, что и хороший мужчина: «Почему ты покинула эту идеально хорошую лодку, глупая девочка?» Дэвид, протягивавший ей руку, а затем внезапно исчезнувший. Уит, с улыбкой озорного мальчишки, о которой он, наверное, и не догадывался. Бен, славный Бен, обнимающий ее своими сильными руками и подставляющий ей под голову свое плечо, чтобы она могла прильнуть к нему. Клаудия понимала, что все это галлюцинации: голод, измождение и морская соленая вода, постоянно заливающаяся ей в рот при раскачивании на волнах, делали свое дело. Совершенно обессиленная, Клаудия представляла, как ее кожа в один прекрасный момент может соскользнуть с тела, обнажив кости. Она уже давно утомилась от постоянно перемежавшихся отталкиваний от воды, всплывания и размахивания ярко-красной подушечкой, от непрекращающихся подъемов и опусканий на мерно набегавших волнах. Джинсы с завязанными в узел штанинами не держали воздух и не плавали, поэтому в конце концов она бросила их, и они утонули, скрывшись в темной глубине. Когда Клаудия задумывалась о простиравшейся внизу бездонной пучине, полной акул и ядовитых медуз, о растворившихся в соленой воде костях давно утонувших моряков, у нее от паники перехватывало дыхание. Она заставляла себя смотреть в небо, в его бесконечную синеву, которая действовала на нее успокаивающе и наводила на мысль, что облака не могут причинить ей вреда.
Клаудия пыталась плыть в сторону берега, поддерживая размеренный ритм, но земля, казалось, совсем не приближалась. Вскоре она стала сомневаться, была ли далекая полоска у горизонта действительно берегом или же это обычная игра света и бликов на воде, которая просто издевалась над ней.
Она плыла, махала красной подушечкой, снова плыла. В какой-то момент ей показалось, что она заметила парусную лодку вдалеке, но та вскоре скрылась в туманной дымке.
Ты можешь закончить все это прямо сейчас, — подсказывал ей незнакомый голос. — Это будет правильно. Просто остановись. Сдайся. Иди ко дну.
— Заткнись, — прошипела она, едва шевеля растрескавшимися губами.
Не будет ничего позорного в том, чтобы просто лечь на воду. Она недолго будет казаться холодной.
Повинуясь
Есть вещи и похуже, чем просто оказаться мертвой. Лучше тебе утопиться самой, пока до тебя еще не добрались акулы.
— Я не вкусная, — с трудом произнесла Клаудия и снова поплыла в сторону полоски, которая казалась ей берегом.
Она думала о Дэнни, потом о Бене, живы ли они сейчас или нет. В небе не было видно ни самолетов, ни вертолетов, и холодная, тоскливая мысль, сопровождавшаяся дрожью где-то в желудке и между лопатками, стала стучать в висках: «Никто тебя не ищет. Они не знают, где им тебя искать».
Клаудия сообразила, что сейчас была уже вторая половина дня, и по солнцу попробовала определить направление, чтобы плыть к берегу, на запад. Она думала, что, возможно, видит солнце в последний раз, но, испытывая острую резь в глазах, оттого что смотрела на него слишком долго, все же старалась сохранить направление движения. Может быть, когда солнце взойдет в следующий раз, она уже будет навсегда покоиться под этими волнами. Костей никогда не найдут, мясо разъест соленая вода, атомы ее тела за следующую сотню лет приливами рассеет по всему миру. Она попадет в Таиланд, Австралию, Индию, Швецию, во все места, куда она мечтала поехать; какие-то частички ее окажутся в песчинках, в пенном следе прибоя.
Просто отпусти. Отпусти. Пусти…
— Нет! — закричала Клаудия.
Между ней и никак не приближающейся полоской берега появилась какая-то точка; она быстро двигалась, и вскоре можно было различить полумесяц паруса. Точка становилась все больше.
Клаудия закричала что есть мочи и из последних сил стала размахивать потрепанной, потерявшей форму красной подушечкой. Она все размахивала и кричала, пока не сорвала голос.
Глава 25
Люси уже была готова покинуть дом Пэтча. С сумочкой в руках, в джинсах и простой белой футболке, темных очках с толстыми стеклами и бейсболке, она вышла на крыльцо и увидела подъехавшего Уита. Он припарковал «форд-эксплорер» так, чтобы она могла выехать на своем «шевроле», и вышел из машины. Люси подошла к своему автомобилю, открыла дверь, бросила на сиденье сумочку и застыла в ожидании, глядя, как Уит приближается к ней.
— Как твои заседания после обеда?
— Очень медленно. Рад, что удалось закончить чуть раньше. Ты куда сейчас? — спросил он.
— Есть несколько дел, — ответила она. — С тех пор как умер Пэтч, я еще пальцем о палец не ударила.
— Я с удовольствием помогу тебе.
Она выжала из себя улыбку.
— Все в порядке. Лучше, если я справлюсь сама. Мне необходимо чем-то заняться.
Он рассказал ей о своем разговоре с Сюзан. За темными очками не было видно никаких эмоций, но она скрестила руки на груди и от злости начала притопывать ногой по земле.
— Ладно. И что же ты собираешься делать? — поинтересовалась она.
— Если я откажусь от расследования, пресса может раздуть это дело, посчитав, что ты в большей степени подозреваемая, чем свидетель. Но решать тут действительно тебе, Люси. По крайней мере, относительно завещания.
— Когда ты говоришь о моем решении, ты ведь имеешь в виду наше. — Люси улыбнулась ему, но улыбка эта была лишь слабой тенью того, что она должна была означать. — Мы ведь одна команда, правда?
— Да.
— Тогда забудь про Сюзан. Маленькая избалованная сучка. Она перешла черту, которую никогда не будет в состоянии перешагнуть снова.