Большой рождественский бал
Шрифт:
Конечно, дипломатическая карьера Родни не была такой выдающейся, как у сэра Обри Лаймана, которому было пожаловано баронетство за его неоценимую службу за границей, и даже время не заставило потускнеть непорочность его репутации. О сэре Обри говорили с преданностью, граничащей с обожествлением.
У них был дом, мамино приданое и прекрасные воспоминания о юности, проведенной в золоченых столицах Европы, встречах с высшим обществом и приближенными к нему. Кетти очень жалела о том, что была еще слишком мала, чтобы бывать на блистательных балах и вечерах. Когда отец ушел в отставку, ей было только пятнадцать, но она все-таки видела Жозефину, первую жену Наполеона, и Меттерниха, и хитрого француза Талейрана. Однако годы, проведенные вдали от родины, испортили ее репутацию в глазах нескольких благопристойных джентльменов, которые в свое время намеревались сделать ей предложение.
Мать часто расстраивалась, что высокопоставленные друзья после смерти отца покинули их, однако переживала не настолько сильно, чтобы преследовать старых знакомых. Она была счастлива, обосновавшись в конце концов в собственном доме, но и без особых сожалений покинула бы его. У нее был свой узкий круг подруг, и сейчас она эпизодически следила по журналам за тем, что происходит в мире, и судачила о прожитых годах, живя по большей части прошлым.
Хотя Кетти приближалась к двадцати пяти годам, она была еще слишком молода, чтобы жить только воспоминаниями и фантазией миссис Рэдклиф. Она с нетерпением ожидала того дня, когда ее брат Гордон начнет дипломатическую службу. Он пообещал, что Кетти может стать его секретарем. Они уже решили, что первое его назначение должно быть в Рим. Гордона недавно отчислили из Оксфорда за какие-то мальчишеские выходки, в которых фигурировали осел и комната преподавателя. К счастью для Оксфорда, он не собирался туда возвращаться. Вместо этого он под руководством Родни изучал языки, готовясь к пребыванию в Италии. Кетти тем временем помогала дяде с текущими переводами, надеясь на то, что впереди ее ждет какая-нибудь романтическая работа. По правде говоря, на ее долю выпадало не так уж много каких-либо заданий. Основным делом Родни после ухода в отставку стал перевод трудов немецкого философа по фамилии Шиллер, чьи разглагольствования звучали для Кетти необычайно скучно.
Так как погода в этот вечер была слишком холодной, она не пошла даже на свою обычную прогулку, а осталась дома и выполняла небольшую работу для своего дядюшки. Мистер Стейнем принес любовное письмо на немецком языке, чтобы перевести его на правильный английский. Это была безвкусная вещь, написанная с единственной целью: назначить возлюбленной встречу на южном углу парка Сент-Джеймс в полночь. Была ли эта леди замужем? Он обращался к ней «дражайшая Ангелина»; это ни о чем не говорило, но можно было быть уверенным, что девица не особенно стремится к развитию отношений. Внимание Кетти привлек легкий стук в дверь, и она заглянула в дядин кабинет. Родни на месте не было. Ближе к вечеру он часто удалялся вздремнуть. Это мог быть мистер Стейнем, пришедший за своим письмом. Когда Кетти открыла дверь, в дом ворвался порыв холодного воздуха и даже влетело несколько снежинок.
Она увидела бобровую шапку, приглаженную ветром, и широкие плечи, которые из-за шубы казались еще шире.
— Вам лучше войти, мистер Стейнем, — сказала она.
Шапка приподнялась, и девушка обнаружила, что смотрит в лицо, которое не имело даже отдаленного сходства со строгими тевтонскими чертами мистера Стейнема. Первое, что она увидела, были глаза — темные, сияющие глаза и тонкие полукруглые брови, что придавало лицу мужчины удивленное выражение.
Когда он шагнул в комнату, она обратила внимание на его загар. Незнакомец снял шляпу, и Кетти увидела угольно-черные волосы, весьма необычно расчесанные на пробор. Итальянец? Испанец? Француз? Черты лица правильные, нос ярко выраженный, но утонченный, челюсть тяжелая.
— Отвратительный день, — сказал посетитель с произношением английского джентльмена. Его улыбка выдавала нервозность, он даже вздрагивал от напряжения.
— Да. Я ждала другого человека, — объяснила она с ответной улыбкой. Снег густо запорошил его шубу белыми звездочками.
— Может, вы хотите снять пальто и стряхнуть снег? — предложила Кетти.
— Боюсь, что намочу ваш ковер, — сказал он, позволяя шубе соскользнуть с плеч и открыть взорам костюм на первый взгляд удивительный. Фрак, в котором Гордон немедленно признал бы работу Вестона, плотно облегал широкие плечи. Жилет был золотой, с тонкими темно-красными полосками, а галстук — неожиданный: гессенские блестки под несколькими капельками воды. Незнакомец стряхнул снег с шубы на камень, лежащий перед каминной решеткой, и грациозным движением сложил ее.
Этот
— Что я могу сделать для вас, мистер… ? Его рука предупреждающе взлетела:
— Скажем, Л. — Лавл. Мистер Лавл. — Лучше скрыть настоящее имя. — Я хотел бы поговорить с мистером Рейнольдсом, мадам.
Кетти почувствовала, как ее пальцы плотно сжались. Если он думает о ней как о молодой девчонке, ему придется откланяться.
— Мисс Лайман, — сказала она. — Может, я смогу вам помочь? Я иногда выполняю переводы для своего дяди. Если ваш текст на итальянском или испанском, то придется позвать дядю. Я же перевожу с французского и немецкого.
— Его нет?
— Он вышел вздремнуть на часок. Если вы не торопитесь, я позову его.
Лорд Костейн очень даже торопился. Девушка оказалась племянницей Рейнольдса, она все сделает, как надо. В следующее мгновение он принял решение.
— Это немецкий, — сказал он и вынул письмо из кармана. — Судя по табличке, вы выполняете срочные переводы. Я могу на это рассчитывать? Это письмо не мое. Мой друг получил его из Германии, но он не знает никого, кто мог бы перевести его, а я случайно увидел вашу табличку.
— Вы живете поблизости, мистер Лавл? — спросила она, беря в руки записку.
— Нет, я живу на площади Гросвенор, — сказал он, намеренно назвав адрес, далекий от его площади Беркли.
— Неверное, вы работаете в Уайтхолле, если заметили маленькую табличку моего дяди?
Он прочитал лишь вежливый интерес в ее глазах и почувствовал облегчение.
— Нет, просто я однажды прогуливался по парку Сент-Джеймс и, проходя, полюбовался вашим домом. Мой друг, тот, кому прислали эту записку, даже не может себе представить, кто мог написать ему из Германии. Всем свойственно ошибаться, смею заметить. В конце концов, Браун — фамилия совсем не редкая. «Зачем я так сказал? А вдруг в письме упоминается другая фамилия!»
«Слащавое любовное письмо, — сказала себе Кетти, — и ему стыдно в этом признаться». Она была разочарована, но вслух произнесла:
— Нет необходимости объяснять мне происхождение записки, мистер Лавл. Я просто переведу. Вы подождете? Я вижу, она короткая.
— Да, конечно.
— Вам, наверное, будет приятно посидеть у огня, я недолго.
— Спасибо. — Он на мгновение присел, но скоро встал, меряя шагами комнату в явном возбуждении.
Кетти достала чистый лист бумаги для своего перевода, прочитала письмо и озабоченно нахмурила брови. Это было не любовное письмо! В нем говорилось о джентльмене, разбитом под Москвой, и строились планы того, как Германии одолеть этого джентльмена, пока он в замешательстве. Этим джентльменом, очевидно, был Наполеон Бонапарт, который вторгся в Россию, и если мистер Лавл не шпион, то ее это очень удивляет. Волнение Кетти росло по мере того, как до нее доходило, что именно она читает. Единственный вопрос, который оставался открытым, — чьим же шпионом был мистер Лавл? У него вид южанина, хотя произношение англичанина. Его безупречная одежда не позволяла думать, что он живет на площади Гросвенор, а тот факт, что он знал о маленьком бюро переводов ее дяди, указывал на то, что он действительно работает в Уайтхолле. Кетти покосилась через плечо и увидела, что он пристально и сосредоточенно наблюдает за ней. Она подавила свое волнение и дикие фантазии и перевела записку. Когда она закончила, то сказала: «Готово, мистер Лавл», — подчеркнуто спокойным голосом, но ее руки дрожали. Он мгновенно бросился вперед.
— Сколько?
Она ограничилась пронизывающим взглядом.
— Для меня было большой честью переводить это. Можете сказать мистеру Брауну, что я отказываюсь от платы.
Их глаза встретились и задержались друг на друге. Он прочитал в ее взгляде понимание, и его сердце сжалось.
— Вы поняли, — сказал он глухим голосом.
— Да, я поняла, — спокойно откликнулась она.
Губы лорда Костейна нерешительно сжались, пока он торопливо читал письмо. Закончив, он опустил его и посмотрел на Кетти. Что заставило эту чопорную маленькую старую деву поступить именно так? Ему не терпелось броситься с новостями к Кестлри, который спит и видит, как бы подстрекнуть Меттерниха и пруссаков разорвать альянс с Бони [1] . Но письмо следует вернуть до того, как Косгрейв заметит его отсутствие. Самое главное, он должен взять с этой девицы обещание хранить секрет.
1
Имеется в виду Наполеон Бонапарт