Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером
Шрифт:
Заводы автомобильных частей в Бельгии в июне ос-. тановились из-за отсутствия хромникеля, теперь они делают части из заменителей, которые дают очень много брака.
Двухтонные грузовики типа Ситроен, которые готовились для Восточного фронта, из-за этого остались на месте.
№ 14. Герман.
Разгром радиоквартиры Кента на ул. Атребат, 101, в декабре 1941 г., захват радиста Хемница (он же Карлос Аламо — М.В. Макаров), дешифровка захваченных документов привели гитлеровских контрразведчиков в Берлин, в организацию Харро Шульце-Бойзена и Арвида Харнака.
Зондеркоманда «Ди Роте Капелле» настойчиво шла по следам советских разведчиков.
«В
По распоряжению московского Центра Венцель переходит в брюссельскую группу Бордо, которую возглавляет Константин Ефремов (он же Паскаль), где выполняет обязанности радиста. В Москву уходит информация, собранная не только в Бельгии, но и во Франции и Германии. Вплоть до своего ареста — 30 июня 1942 г. — Герман, выказывая недюжинное мужество и настойчивость, продолжал, работая на трех разных радиостанциях, передавать в Центр шифрованные тексты сообщений, добытые разведчиками.
«Во время сеанса, — вспоминал он, — который проходил при очень благоприятных условиях, я передал 250 групп почти без помех, и только в конце было несколько повторений. Передавая их, автоматически я прислушивался к тому/что делалось на улице, и констатировал подозрительно большое количество громких шагов. Я немедленно поднял маскировку и начал всматриваться в происходившее на улице. Там было что-то не в порядке. Виктор, хозяин квартиры, крикнул мне что-то снизу. Я начал быстро прятать передатчик. В этот момент раздались громкие удары в дверь, которая была, по-видимому, сразу вскрыта или разбита, тогда я бросил прятать передатчик, а занялся сжиганием бумаги, но не смог этого выполнить, потому что целый отряд немцев ворвался в дом, люди бросились в мою мансарду по лестнице и начали ломать мою дверь. С остатками бумаг (как позднее выяснилось, к сожалению, не полностью уничтоженными) я в последний момент вылез на крышу, где, порвав бумаги на мелкие кусочки, бросил их в одну из труб. Меня заметили на крыше, раздались пистолетные выстрелы вверх, я бросился навзничь. Когда я скрылся из виду, выстрелы прекратились. Я вскочил и побежал по крыше, перебрался на соседнюю, движимый намерением как можно дальше отбежать от своего дома и оторваться от преследователей. Через 120—130 метров мне это удалось. Я нашел подходящую трубу и намеревался спуститься по ней вниз. В это время женщина из окна, находящегося против дома, заметила меня и своими криками обратила внимание моих преследователей, которые настигли меня в тот момент, когда я пытался перепрыгнуть через деревянный забор. Мои преследователи встретили меня огнем, я возвратился и поднялся снова наверх, спрятался на чердаке в одном очень удобном месте. Трижды этот чердак был обыскан безрезультатно и только в четвертый раз они нашли меня, вытащили, связали и доставили на квартиру зондеркоманды».
Угрозами и побоями гитлеровцам не удалось заставить Венцеля заговорить, не помогли и уговоры. Только после запроса в Берлин было установлено подлинное имя и фамилия арестованного антифашиста. Когда его доставили к руководителю зондеркоманды, то тот приветствовал его следующими словами: «Здравствуйте, профессор Герман, старый знакомый по немецким делам!»
«Этот же Мертенс, — вспоминает Венцель, — начал свой допрос с утверждения, что ему все известно, известна моя связь с Большим шефом, Кентом и моя деятельность по подготовке радистов Кента, Чарльза, Боба и даже Француза{15}. Когда в ответ на все его разговоры я молчал и протокола не получалось, он приказал отправить меня в тюрьму. В тюрьме я был помещен в общую камеру до середины следующего дня, откуда меня перевезли в Бреендонк».
Форт Бреендонк — крепостное сооружение, построенное в начале прошлого века на главной магистрали из Амстердама в Брюссель. Там после гитлеровской оккупации Бельгии в мае 1940 г. разместился штаб короля Леопольда, пытавшийся организовать сопротивление врагу.
Оккупанты создали в казематах старой крепости
Четыре тысячи человек прошли через этот нацистский застенок.
Одна из бывших узниц Бреендонка, Бетги Депельснер, чудом оставшаяся в живых, так рассказывала о пережитом:
«Камеру никогда не отапливали; наручники, стягивающие руки за спиной, были зажаты так сильно, что разрывали кожу до мяса, и временами заключенный терял сознание от боли; ежедневная прогулка, но с капюшоном на голове (охранник-эсэсовец развлекался, заставляя узника спотыкаться, затем обрушивал на него град ударов); и медленная пытка, вызывающая бред и потерю разума; голод... Затем допрос под пытками. Он происходит в зале, куда ведет длинный, узкий и темный коридор. Запах паленого мяса и затхлости бьет в нос и вызывает тошноту. Стол, табурет, толстая веревка, протянутая к потолку и прикрепленная к блоку, телефон, напрямую соединенный с полицейскими службами Брюсселя...»
Здесь был растерзан собаками насмерть Герш Сокол, здесь была замучена Мириам Сокол — радисты парижской группы Отто, которые ничего не выдали врагу, несмотря на страшные пытки, которым их подвергли эсэсовские палачи.
Сюда, вскоре после ареста, на несколько дней привозили Винсенте Сьерра и его подругу в воспитательных целях, чтобы убедить «подружиться» с зондеркомандой. Нет, их не пытали. Увиденное здесь оказалось самым сильным аргументом для выбора своего пути...
В казематах Бреендонка пытали и терзали тех, кто не желал стоять на коленях перед гестаповскими палачами, кто предпочел смерть служению в зондеркоманде.
О мучительном, трагичном пути героев Красного оркестра на нацистскую Голгофу рассказывает Жиль Перро:
«Мы также не знаем, каков был точный состав группы, вывезенной из Бреендонка... Особенно привлекали внимание своим видом Назарен Драйи, Бебле, Камилл и Аламо: так же, как Сокола, их пытали и травили собаками, и они едва держались на ногах. Аламо был в таком тяжелом состоянии, что его все же пришлось поместить в лагерную больницу... Сюзанну Куант и мадам Робер Корбен отправляют в тюрьму Моабит. Келлера, Альфреда Корбена, Робера Брейера, Медардо Гриотто и Людвига Кенца сажают в тюрьму на Лертерштрассе. И, конечно, туда же попали Макаров, Данилов, Камилл и Избуцкий, но оставшиеся в живых в этом не уверены. В берлинском поезде их было шестьдесят восемь человек. В живых останутся девять».
Где закончил свои дни безрассудно храбрый разведчик Карлос Аламо — М.В. Макаров, неизвестно.
В Берлине его след теряется, никто больше не видел его.
Без вести пропал, как миллионы других, отдав свою жизнь во имя нашей великой Победы.
До конца своих дней не забудет Иоганн Венцель те страшные дни в пыточных камерах Бреендонка:
«На эти вопросы я сначала не отвечал, не произносил ни слова, тогда гестаповцы перешли к избиению, применяя плетки различных калибров. Руки были связаны, защита с моей стороны была только пассивной. После этого допроса меня вынесли на носилках и поместили в клетку, которая находилась в углу большой умывальной, рядом с камерами... Допрос 4 июля... Руки скованы на спине, сам прикован к клетке. Через несколько часов наступает рвота, идет носом кровь, теряется сознание... На этом допросе мне были впервые показаны различные фотографии, приблизительно 9—10 шт. Среди них были фотографии Чарльза, Боба, Виктора... Позднее, когда мне показали фотографию Большого шефа, я категорически отрицал всякое знакомство с ним и заявил, что я его не знаю, не видел и никогда с ним не встречался...
Допрос 5 июля... Вопросы концентрировались вокруг остальных станций и ставились все настойчивее. Гестаповцы утверждали, что я имею в Бельгии не меньше 4—5 раций... Этот допрос, который впервые прошел без битья, окончился безрезультатно для них.
Допрос 6 или 7 июля... Допрос по поводу других станций, базирующийся на показаниях службы пеленгации, — никаких результатов не дал... Вечерцм меня снова потащили на допрос. Праусс опять допрашивал меня о других станциях и приступил к основной, им изобретенной, форме пытки, называемой «пресс мошонки». Во время этой процедуры я плюнул ему изо всей силы в лицо, он ударил меня, я упал и стукнулся головой о стену и спиной о какоето бревно, лежащее на полу, почувствовал глухую боль в спине и, видимо, потерял сознание, потому что очнулся в клетке...»